Конец пещеры терялся вдали, Анита туда не пошла, сделала всего три-четыре шага, немного удалившись от входа. Ее внимание привлекли квадратные ниши, вырубленные в стенах. Верно, в них-то кельты и держали корчаги с кедровым маслом, в котором плавали отсеченные вражьи черепа.

А еще в пещере возвышался, упираясь в потолок, большой обломок базальта, испещренный неразборчивыми рунами. Анита протянула руку – дотронуться, но в тот же миг из-за обломка выдвинулась фигура, на голову которой был накинут белый погребальный холст, усеянный такими же светящимися точками, какие окропляли пещерный интерьер. Из-под холста высунулись два рукава, в которых – о небо! – болтались не верхние конечности живого человека, а обглоданные дочиста тленом и червями фаланги скелета.

Анита стояла не шевелясь. Выходец из незнамо какого мира сбросил с себя холст и открыл взору гостьи мертвенно-белый лик с обведенными черным глазницами. Этот лик Анита видела сутками ранее на стене кухни в доме Кончиты и Хорхе.

– Приш-ш-шла? – прошелестел уродец. – Хорош-ш-шо… Слуш-ш-шай!

Он, не отрываясь, смотрел на нее, и, казалось, ему не нравилась ее реакция. По всей вероятности, он ожидал чего-то иного. Анита же глядела на него если не безучастно, то, во всяком случае, спокойно.

– Хочеш-ш-шь знать, зачем я тебя позвал?

– Хочу. Но для начала сними, пожалуйста, этот маскарад. Мы не дети, и сейчас не День Всех святых.

Мертвяк оторопел, перестал шипеть, приблизился к Аните вплотную и произнес надтреснутым голосом:

– Ты не Кончита! Кто ты?

– Хорхе, Хорхе… – вздохнула Анита сокрушенно. – Ты меня не помнишь?

– Анита? – вскричал он после короткого замешательства. – Так вот кто гостит у Конни! Каким ветром тебя занесло в Аранхуэс? Я слышал, ты обосновалась где-то в Сиберии, среди медведей…

– Ага. Пью водку, хожу в тулупе и играю на балалайке. Хорхе, я приехала к Кончите в гости и узнала, что ты умер.

– Но не поверила?

– Видишь ли… Мне доводилось сталкиваться со случаями, когда люди по каким-либо причинам инсценировали собственную смерть. Твоя авария на мосту превосходно укладывалась в классическую схему. Взрыв, груда обломков, но при этом ни единого фрагмента тела. И ни одного свидетеля. Это всегда настораживает.

Хорхе стянул с рук перчатки с виртуозно нарисованными на них пальцевыми костями. Нагнулся над выемкой в полу, зачерпнул горстью собравшуюся там влагу, смыл с лица сажу и пудру и перестал быть похожим на оживший труп. В довершение вынул из кармана миниатюрную расчесочку и подвил ею свои щегольские усики.

Анита покосилась на валявшуюся у его ног погребальную холстину, усыпанную разноцветными светлячками.

– Фосфор?

– Флюорит. Есть такой минерал, он при нагревании излучает сияние. Я измельчил его, перед твоим приходом прокалил на противне и разбросал вокруг. Для эффекта.

Анита прикоснулась к сверкавшим крошкам. Они были теплыми.

– Неужели ты меня нисколько не испугалась? – спросил Хорхе, и в его голосе прозвучала досада, какую испытывает иллюзионист, устроивший неудачный фокус и разоблаченный публикой.

– На Конни все это, может быть, и подействовало бы, но я не суеверна. И я знала уже, что ты жив и что все проделки в доме – плоды твоей фантазии.

– Откуда ты это узнала?

– Элементарная логика. Кто-то незаметно просверлил в стенах дырки, кто-то проникал в дом и запускал приборы, назначение и устройство которых известно далеко не каждому. Заметим, что замок на входной двери очень надежный, а следов взлома не видно. Получается, шутник пользовался ключом. У тебя он имелся. Ну и главное… Постонать и повопить в водосточную трубу может любой дурак, а вот организовать сеанс посредством усовершенствованного стробоскопа под силу разве что одаренному специалисту. Иными словами, все сходилось на тебе.

Хорхе одобрительно покивал.

– За двенадцать лет, что мы не виделись, ты не утратила остроты ума. Не зря Конни постоянно тебя нахваливает, говорит, что ты – непревзойденная мастерица распутывать тайны… Да, все это делал я.

– И разумеется, не для того, чтобы засадить Конни в сумасшедший дом?

– Разумеется.

Теперь уже кивнула Анита. Одобряла не поступки Хорхе, а правильность собственных умопостроений.

– Предполагаю, что тебе нужно было выжить ее из дома. Ты начал с того, что предложил ей переехать. Она не согласилась. Но мотивы, двигавшие тобой, оказались настолько сильны, что ты пошел на крайние меры. Разыграл катастрофу на мосту, добился того, что тебя сочли погибшим. А затем стал изводить Кончиту фарсами из загробной жизни, чтобы она поскорее продала дом и съехала. Так?

– Ну-ну, – проронил Хорхе неопределенно. – Дедуктируй дальше.

– Дом должен был купить один из твоих сообщников. Рыжеволосая женщина, гайдамак с бородой… еще кто-нибудь… Они и сейчас осаждают усадьбу.

При упоминании о сообщниках Хорхе помрачнел. Воодушевленная Анита пустилась в еще более смелые рассуждения:

– Каковы же они, твои мотивы? Я допускаю, что ты никогда не любил Конни и тебе наплевать на нее. Ты без сожаления бросил ее на произвол судьбы, сгинул в небытии. Но терзать ее нервы, лишить покоя, издеваться… Что у тебя на кону – баснословное состояние? Чин при королевском дворе?

Хорхе, давая выход злости, скомкал светящееся покрывало и зашвырнул его в нишу, куда перед тем бросил перчатки. Заговорил на эмоциях, свирепо и желчно:

– Крайние меры, говоришь? Это не крайние… Я оставил ей все свои деньги, вещи… Если прибавить к этому стоимость дома, она могла бы до конца дней ни в чем не нуждаться. Я и волоса на ее голове не тронул! Все, что требовалось, – чтобы она сменила жилье, а еще лучше, покинула бы Аранхуэс.

– Зачем? Скажи!

– Не могу. Это не мой секрет, и я тебе советую: не пытайся его разгадать. Во-первых, при всей твоей проницательности у тебя все равно ничего не выйдет, а во-вторых, это опасно. И для тебя, и для Конни, и для всех, кто живет сейчас с вами под одной крышей.

– Ты именно это собирался ей сказать, когда запиской вызвал сюда, в пещеру?

– Да. И даже хорошо, что пришла не она, а ты. Ты не упадешь в обморок и выслушаешь меня внимательно. Я хочу, чтобы Конни… и вы все… как можно скорее избавились от принадлежавшего мне дома и уехали.

– Куда?

– Куда хотите. В Мадрид, в Париж, в Сиберию… И постарайся внушить Конни, что я ее любил. Поэтому поступаю так гуманно.

Флюоритное сеево остывало, свет в пещере постепенно мерк. Анита уже не без труда различала очертания своего собеседника.

– Гуманно… – повторила она. – Твои сообщники просто-напросто лишили бы ее жизни, да?

Хорхе содрогнулся.

– У меня нет сообщников, я не преступник.