«Приговоры» полоцкого веча едва ли не суровее новгородских: бояре, как правило, стремятся не изгнать князя, а арестовать его. В 1152 году по решению веча был схвачен Рогволод Борисович. Что послужило причиной гнева бояр, мы никогда не узнаем, но вскоре плененный князь был отправлен в Минск к своему сопернику Ростиславу Глебовичу, а последний приглашен на полоцкий стол. В 1159 году, уже освободившись из неволи, Рогволод при поддержке союзников из Киевской Руси захватил Друцк, а затем, с помощью интриг с тем же полоцким вечем вернул себе Полоцк.

Началась война Полоцка и Минска, Рогволод неоднократно мирился с Ростиславом и его братьями, затем снова воевал, пока страшное поражение под Гродно в 1162 году не лишило его полоцкого стола. Положив на поле боя огромное количество воинов из городского ополчения, он не решился вернуться в столицу. Уставшие от усобицы полочане, пригласили на княжение представителя младшей ветви династии Всеслава Васильковича. Это компромиссное решение с одной стороны стабилизировало ситуацию в государстве, с другой – окончательно закрепило за полоцким боярством республиканское право приглашения князей. Последующие двадцать лет мы практически ничего не знаем о Полоцке, что указывает на то, что ситуация в княжестве была стабильной.

В 1180 году полоцкие князья участвуют единым фронтом в войне против смоленского князя Давыда, захватившего Друцк. В составе объединенной полоцкой рати перечисляются «Васильковичи Брячислав из Витебска, брат его Всеслав с полочаны, с ними бяхуть литва и либь, Всеслав Микулич из Логожска, Андрей Володшич и сыновец его Изяслав и Василько Брячиславич». Как видно из этого сообщения, в сферу влияния Полоцка вновь попадают ливы. Установление стабильной власти немедленно привело к восстановлению утраченных позиций в Прибалтике. Примерно в те же годы собственные княжеские столы получают Кокнесе и Ерсика. Их первые удельные князья могли принадлежать также к династии Васильковичей. Кроме известных летописцу Всеслава Полоцкого и Брячислава Витебского мы знаем имена еще двух братьев Васильковичей Изяслава и Всеволода, но не знаем мест их княжения. Учитывая, что старые столы были уже заняты другими княжескими родами, а раздела 1101 года никто не отменял, полоцкий князь мог наделять родственников столами только из земель, непосредственно подчиненных метрополии. А латгальские округа среди них были наиболее значительными и экономически развитыми.

1069 год. Уже четвертый год пылал пожар феодальной войны между Киевской Русью и Полоцком. Неугомонный Всеслав-Чародей, коснувшийся «стружием златого престола киевского», а затем изгнанный не только из Киева, но и из самого Полоцка, не хотел уступать. В глухих окраинах своей земли, куда не дошли войска южнорусских князей, скопил он новую рать и неожиданно появился в новгородских владениях. В помощь пришедшей с ним дружине он навербовал противников Новгорода вожан, и с жаждой отомстить свои обиды устремился на Новгород. Но вновь удача обошла стороной полоцкого князя: Глеб Святославич с новгородцами наголову разбил его рать в битве на р. Гзени, близ Новгорода, а самого князя едва не взял в плен, но отпустил, по словам летописца, «мира деля». Это – летописный рассказ. Но есть еще один интересный документ – донесение лазутчика, найденное на одной из боярских усадеб древнего Новгорода – берестяная грамота № 590. Как положено в разведке, ни имени отправителя, ни адресата, лишь короткий текст: «литва въстала на корелоу». Историков сначала он поставил в недоумение: где и как столь далеко живущие друг от друга народы могли встретиться? Но после уточнения датировки по стратиграфии культурного слоя (60–70 годы XI в.) академик В. Л. Янин справедливо отнес грамоту к событиям похода Всеслава на Новгород 1069 года[19]. Финно-угорский народ водь жил на Ижорском плато. Там же проживала и южная часть карел, отселившаяся сюда в X веке, а в XIV получившая имя ижоры. Вероятно, карелы выступили на стороне Новгорода, что и вызвало интересующий нас конфликт.

Но откуда взялись литовцы? Они могли прийти только в составе дружины Всеслава. Краткое донесение новгородского лазутчика помогает выяснить, куда бежал Всеслав после изгнания из Полоцка. Если он собрал дружину из литовских воинов, то логично предполагать, что и скрывался он в Литве. Но вряд ли полоцкий князь стал бы искать поддержки в совершенно чужой ему, или даже враждебной земле, какой обычно представляется Литва. А вот если изгнанный из столицы князь был принят своими верными вассалами, оказавшими ему военную помощь и согласившиеся идти за ним в неведомые края, то все становится на свои места. И наше коротенькое донесение – свидетельство того, что Литва уже в 60-х годах XI века была под рукой Полоцка. Куда бежит Всеслав, потерявший дружину на Гзени и едва избежавший плена? Очевидно, что назад в Литву. И, очевидно, что литовцы вновь не оставляют его своей поддержкой: через два года после казалось бы окончательного поражения он возвращает себе полоцкий стол. У нас слишком мало источников, чтобы однозначно утверждать, что все действительно было так. Но и позже мы видим литовские отряды в составе дружин полоцких князей, защищающих их интересы, участвовавших в усобных войнах и международных конфликтах на их стороне.

Любопытен и другой момент. Легендарная история первых князей Литвы и происхождения литовской государственности, записанная в поздних московских сводах, донесла до нас историческую память об этом времени. Она сообщает, что «Литва въ ту пору дань даяше княземъ Полотцкымъ, а владома своими гетманы», то есть при наличии вассальной зависимости от метрополии, литовцы управлялись собственными князьями, имели особый статус в составе Полоцкого княжества. Все другие территории, включая латгальские Ерсику и Кокнесе, управлялись полоцкими наместниками, а впоследствии удельными князьями из династии Рогволожичей. Вполне возможно, что этот особый статус Литва получила за заслуги в годы той феодальной войны 1066–1071 годов, когда изгнанный Всеслав нашел здесь пристанище и военную помощь для возвращения себе «отнего стола».

То же легендарное «Сказание о первых князьях литовских» связывает появление самостоятельного Литовского княжества со временем войны Полоцка с Мстиславом Владимировичем и последовавшей за ней византийской ссылки полоцких князей. При этом оно даже пытается вывести литовских князей из династии Рогволожичей, вернувшихся из этой ссылки. Это, конечно же, не соответствует действительности. Литовская династия была местной, о чем говорят имена князей, много раз упоминаемые в источниках XIII века. К тому же литовские князья вплоть до 1387 года официально были язычниками, а сложно себе представить православных уже два века Рогволожичей, вдруг вернувшихся к язычеству, причем даже не к вере своих славянских предков, а к язычеству литовскому. Но примечательно сама связь происхождения первых литовских государей с этой войной, едва не сокрушившей полоцкое государство. Описывая победоносное шествие русских дружин по Полоцкой земле, захват и сожжение ее крепостей, киевские летописи ничего не говорят о литовцах, хотя их военные отряды вполне могли быть в составе защищавшихся в неравной борьбе полочан. О них вспоминают только после поражения полочан, и захвата Полоцка киевским князем. Под 1131 годом, ровно через два года после ссылки Рогволожичей, летопись сообщает: «Ходи Мьстиславъ на Литву с сынъми своими и съ Лговичи и съ Всеволодомъ Городненьскимъ и пожгоша я, а сами ся расхорониша, а Кианъ тогда много побиша Литва, не втягли бо бяху с княземъ, но последи идяху по немъ особе»[20]. Упомянутый здесь поход на первый взгляд был обычным грабительским набегом. Но наличие в коалиции князей не только сыновей Мстислава, но и принадлежавших к другому княжескому роду черниговских Ольговичей, приоткрывает истинные цели киевского князя. Приведя на Литву огромную рать, огнем и мечом разорив дотла литовские земли, Мстислав явно добивался покорности от бывших вассалов Полоцка. Но как видно из сообщения, могущественный киевский князь не смог распространить свою власть на вассальные Полоцку прибалтийские земли, которые немедленно «отложились» от новых правителей метрополии. Его военное предприятие фактически потерпело крах. Литовцы не просто не были сломлены морально, а даже осмелились напасть на «королевскую рать» киевского князя и разбить отставшее от нее боярское ополчение. После возвращения Рогволожичей литовцы начинают играть все большую роль во внутренней политике полоцкого государства. Первое свидетельство этому – их участие в усобной войне Рогволода Борисовича с Ростиславом Глебовичем, где они, можно сказать, сыграли решающую роль в судьбе полоцкого стола. Из летописного рассказа мы видим, что литовцы заняли в конфликте сторону Ростислава, а точнее его брата Володаря, имевшего стол в Гродно. Говоря о перемирии после первой осады Минска Рогволодом, летописец отметил, что князь Володарь Глебович «не целова креста там, оже ходя под литвой в лесехъ»[21]. О значении этой странной фразы летописца можно догадаться из следующего сообщения на ту же тему. В 1162 году, после окончательного замирения с Ростиславом, Рогволод с полочанами двинулся к Городцу (Гродно) на Володаря, но тот «не да ему полку в ден, но в ночи выступи на нь из города с литвою и много зла створиша в ту ночь, одних убиша, а другие руками изымаша, множество паче избиенных»[22]. Именно с этого поля битвы Рогволод так и не вернулся в Полоцк. Что означала загадочная фраза летописца «ходя под литвой в лесехъ»? Что за особые отношения были между гродненским князем и литовцами? Почему они служат именно в его дружине? Ответ прост. Граница расселения литовцев в середине XII века проходила гораздо юго-восточнее современной литовско-белорусской границы. И археологические, и лингвистические данные свидетельствуют о том, что земли Гродненского княжества в указанное время были населены литовцами и родственными им ятвягами, подвергшимися славянской ассимиляции уже в позднесредневековое время. То есть Гродно XII века было опорным пунктом полоцкой власти в Литве, аналогично Ерсике в Латгалии. Княжеский стол в Гродно возник, вероятно, после возвращения Рогволожичей из византийской ссылки и как раз Володарь был первым гродненским князем. Минский стол он получил лишь временно от старшего брата, когда тот закрепился в Полоцке. После возвращения в Полоцк Рогволода, Володарь вновь уступил Минск Ростиславу, а сам вернулся в Гродно. И вполне понятной становится и литовская дружина гродненского князя, и странная фраза летописца о причине его неучастия в переговорах.