За спиной Сизова стоял тот самый ординарец, правда, на этот раз без пулемета — зато с автоматом Федорова. И в глазах этого солдата не было ни малейшей толики уважения к вошедшим. Как и в глазах Кирилла. Рядом сидел и Николай Николаевич Юденич, решивший хранить молчание и просто наблюдать за разворачивающимися событиями. Сизов решил, что полезнее будет, если союзники увидят регента и его ставленников туповатыми солдафонами, которыми легко можно будет управлять при должном подходе.

В кабинет вошли, раскланявшись, Палеолог и Бьюкенен с переводчиком. Лорд Джордж так и не смог выучить русский язык за время пребывания в России.

Морис затараторил было приветствия главковерху, поздравления Кириллу Владимировичу, но Сизов его быстро оборвал:

— Попрошу говорить на русском, мсье Морис. Вы находитесь в Ставке русской армии на русской земле и разговариваете с русским человеком. Думаю, это достаточные основания, — совершенно спокойно попросил Кирилл Владимирович. — Прошу вас.

Сизов кивнул на стулья перед своим письменным столиком.

Наверное, Палеолог был глубоко в душе взбешен таким обращением с «послом великой Французской Республики», но выдержка и многолетний опыт помогли Морису, на его лице застыла та же любезная улыбка.

Лорд Бьюкенен без лишних слов присел на стул: чтобы понять жест Кирилла, переводчик не требовался. К тому же англичанин быстро понял, что разговор будет вестись без малейшего соблюдения протокола. Что ж, those mad Russians…[4]

— Ваше высокопревосходительство, мы хотели бы от лица Французской Республики и его величества короля британского поздравить вас с назначением на пост Верховного главнокомандующего…

Слова, слова, слова….

— Нам бы хотелось узнать, до сих пор ли Ставка планирует весеннее наступление на Восточном фронте. От этого зависит всеобщий успех союзнического дела, и…

Наконец-то Палеолог перешел к делу.

— Между прочим, мсье Морис, я совсем забыл выказать мое сочувствие неудачному наступлению на Западном фронте: Боюсь, в данный момент британский экспедиционный корпус как раз завяз в боях на линии между Аррасом и Суасоном. К сожалению, войска его величества терпят одну неудачу за другой, не в состоянии прорвать вражескую оборону или хотя бы серьезно вклиниться в нее. И, да, мсье Палеолог, передайте от моего лица поздравления Александру Рибо, думаю, он справится с возложенной на него задачей по формированию нового кабинета.

Выдержка Палеолога и Бьюкенена дала заметную трещину. Даже переводчик сперва замялся, думая, что мог не так понять Кирилла Владимировича…

— Боюсь, вас несколько неправильно информировали, наши войска наступают…

— К сожалению, мсье Морис, это вы не владеете всей информацией. Однако же перейдем к делу. Надеюсь, вам известно, что я привык сперва рассказывать суть моих предложений, а потом уже выслушивать о них чужое мнение? Надеюсь, вы желаете узнать о том, что я думаю по поводу намеченного на весну наступления?

— Без сомнения, ваше высокопревосходительство, без сомнения, — ответил Морис.

А пока переводчик вполголоса вещал на ухо Бьюкенену, лорд думал. Определенно, чем-то великий князь походил на Керенского. Возможно, слегка отталкивающая внешность и отсутствие должного политического такта, но было в нем нечто харизматичное. Грубая сила нередко может вызвать уважение и даже некое преклонение. Лорд уже составлял в мыслях послание Ллойд Джорджу.

— Итак, с прискорбием намерен вам сообщить, что русская армия просто не сможет наступать в ближайшие месяцы. Виной тому не только запаздывание товаров, закупленных еще Николаем Александровичем, не только то, что они стоят в третьей, а то и в четвертой очереди, не только то, что в отличие от Западного фронта, где сотни тысяч снарядов и миллионы патронов хранятся на складах далеко за линией фронта, у нас каждый выстрел на счету. И, наверное, не потому, что у нас почти не осталось средств в казне из-за того, что правительство британской короны требует выкупа обязательств, облигаций, совершенно для нас невыгодного, предоставления нашего золота в качестве залога, тогда как французскому правительству просто требуется предоставить чек, подписанный мсье Пуанкаре. И, наверное, не из-за того, что проливы заперты для нас потому, что в Дарданеллы смогли проникнуть еще в начале войны немецкие корабли, и теперь поставки через Черное море отрезаны. И не потому, что в то время как Англия и Франция снабжаются аргентинской и американской пшеницей без особых проблем, снабжение продовольствием голодающих губерний, городов и военных частей у нас весьма затруднено. Все просто потому, что мы больше не можем наступать на Берлин, не обезопасив себя от Австро-Венгрии, Болгарии и Турции. Ключи от кайзеровской столицы лежат среди руин армий других Центральных держав, а не наоборот. Наша армия устала, наш народ напрягся. Я боюсь, что в скором времени, если ничего не изменится, нам придется подписывать сепаратный мирный договор. К сожалению, тяготы для нашей страны слишком велики. Множество наших заводов в руках немцев и австрийцев, крестьяне в основном сидят в окопах, а не готовятся к посевной. Да и среди всех групп населения все сильнее набирают силу разговоры о том, что Франция и Англия ценой миллионов русских пытаются купить для себя новые территории и решить свои проблемы. С этим надо что-то делать, а для этого нужно время. Реформы даже не начались по-настоящему, дисциплина расшатана, а наши закупки еще даже не поставлены в очередь на производство. В таких условиях мы не можем провести всеобщее наступление. Мы, конечно, не выходим из войны, в скором времени планируется несколько операций, которые позволят поколебать Центральные державы. Враг еще вспомнит с улыбкой шестнадцатый год, понимая, что он был для него далеко не худшим.

Но — никакого всеобщего наступления. Западный фронт может начать наступление, он будет поддержан несколькими ударами наших фронтов. Но большего наша уставшая держава вытянуть не может. К тому же все настойчивее раздаются призывы со стороны кайзера и австрийского императора о заключении мира. Знаете, их предложения могли бы решить множество проблем в нашей стране. Но мы пока еще остаемся верны союзническому долгу, но его все труднее и труднее выполнять. Каждый день стоит нам шестидесяти пяти миллионов рублей, в то время как поступают извне к нам лишь двадцать, и то благодаря печатному станку. Дай бог, чтобы он не сломался, — картинно вздохнул Кирилл. — Поэтому я вынужден обратиться за новым займом к союзническим державам. Однако в силу сложившихся обстоятельств я не могу просить его на прежних условиях, надеясь, что России деньги будут предоставлены на таких же условиях, что и Французской Республике. Иначе наша армия просто не поймет, за что мы боремся: за правое дело или за кошельки лондонских банкиров. Также я настоятельным образом прошу поспособствовать российскому займу в Северо-Американских Штатах на закупку вооружения и огнеприпасов, а также аргентинской пшеницы. Боюсь, нам придется пойти на переговоры о мире с Германией, если ничего не будет сделано в этом направлении. Также я прошу как можно быстрее выполнить наши заказы, оплаченные нашим же золотом, в надлежащем виде и в кратчайшие сроки. Иначе нам грозит отступление, как и в пятнадцатом году. Солдаты просто слишком устали. Они все чаще и чаще требуют мира, и я не могу не прислушаться к их просьбам. Думаю, господа, это все то, чем бы я хотел с вами поделиться. Я вас слушаю, господа послы.