Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Во имя Всевышнего, милостивого и милосердного! Неужели племя таглиб станет свидетелем моего унижения, о повелитель?
Вот как. Кто бы сомневался – наглый бедуин станет не только требовать подачек, но и упрется намертво в деле нерегиля. Кому же охота уступать должность главнокомандующего, а самое главное, положенного главе войска жалованья?
– Объяснись, о Абу аль-Хайджа.
– Дошло до меня, о повелитель, что твои советники, – тут ибн Хамдан подарил колючим взглядом толстые морды главного вазира и неожиданно вспотевшего вазира налогового ведомства, – желают тебе зла, а всем правоверным погибели!
Вазир дивана хараджа вскочил, взмахнув рукавами:
– Как тебе не совестно лгать в собрании верующих, о поедатель колючек и горьких плодов колоцинта!..
– Уймись, ты, сын торговца маслом!
– О правоверные! Доколе мы будем терпеть в столице бесчинства этих шакалов из пограничья?!
Главный вазир тоже вскочил и присоединился к перепалке, а следом заорал военачальник аль-Мамуна. Среди общего гвалта и крика аль-Амин посмотрел на брата: Абдаллах сидел прямо перед ним и, опершись локтем на колено, спокойно жевал травинку. Поймав взгляд халифа, аль-Мамун вопросительно поднял брови – мол, чего желаешь? Мухаммад лишь грустно улыбнулся.
– …А ты, кто ты такой, о сын погибели?! Твоим противником был плут-разведенец, горшечник с торговой улицы!..
Ага, добрались до подвигов старого Харсамы. Справедливости ради нужно сказать, что тот мятежник не был горшечником, и войско он подобрал хорошее…
Неожиданно в собрании раздался голос человека, хранившего до сих пор молчание:
– Почтеннейшие.
Сказано это было негромко, но оравший до того юноша услышал эти слова и тут же тихо сел на свое место. Пытавшийся его перекричать военачальник озадачился неожиданно прекратившимся спором и тоже замолчал.
– Почтеннейшие, – чуть настойчивее повторил голос.
Вцепившиеся друг другу в полы халатов Абу аль-Хайджа и главный вазир обнаружили, что на них молча смотрят остальные, – и отпустили друг друга. Правда, с сожалением.
Подождав, пока в собрании воцарится полнейшая тишина, начальник тайной стражи Иса ибн Махан тихо сказал:
– Почтеннейшие. Позвольте напомнить, что солдатам жалованье не выплачивается уже более полугода.
Со своей высокой подушки аль-Амин явственно видел, как толстый бритый затылок вазира налогового ведомства покрылся испариной. Бакр ибн аль-Зейяд всегда потел, когда речь заходила о казенных деньгах и выплатах. Говорили, что у него в доме девушки-рабыни спят на таких коврах и таких подушках, что их постыдились бы в лачуге рыбака. О размерах состояния Толстого Бакра в столице ходили легенды.
Ибн аль-Зейяд поймал взгляд начальника тайной стражи – и покрылся каплями покрупнее. Завздыхав, он, поминая имя Всевышнего, полез в рукав за новым платком – прежний уже вымок.
– В войске и среди горожан вот-вот начнутся волнения, – мягко продолжил Иса ибн Махан.
Теперь он смотрел на Абу аль-Хайджу. Отряды его бедуинов, расквартированные в квартале аль-Шаркия, сожрали всех местных овец – и принялись стервятничать в Кархе. А в квартале Карх издавна селились семьи Абны – солдат гвардии халифа, а также тех из них, кто вышел на пенсию, и их многочисленных потомков. На фруктовом рынке Карха в прошлую пятницу случилась кровавая драка. Один из бедуинов аль-Хайджи подхватил с прилавка дыню, а когда продавец потребовал с него деньги, со смехом отказался платить – мол, ему третий месяц не выдают жалованья. За торговца вступились другие горожане. В результате похититель дыни и пятеро его товарищей были убиты на месте, их коней свели и тут же продали, а малую мечеть квартала взяли приступом, разломали кафедру проповедника и сорвали пятничную проповедь, требуя навести в городе порядок и прекратить бесчинства варваров из пустыни.
Вождь племени таглиб помигал, поскреб голову и принялся играть роскошной кисточкой икаля.
Иса ибн Махан легонько улыбнулся и продолжил:
– Что же нам остается делать в столь горестном и плачевном положении, о почтеннейшие?
Абдаллах аль-Мамун приобернулся к вазиру барида и выплюнул изо рта травинку. Аль-Амин с интересом наблюдал за обоими: они в сговоре или нет? Похоже, что нет, Абдаллах навряд ли научился за два года притворяться, как чистокровный парс. Он, похоже, действительно не знает, что думает Иса ибн Махан.
– Полагаю, почтеннейшие, что единственным выходом будет отправить храбрых воинов Абны в поход, – усмехнулся начальник тайной стражи.
И, поймав набухающий кровью взгляд аль-Хайджи, продолжил:
– И наших храбрых таглибитов тоже. Взятая в походе добыча усмирит гнев и смягчит души.
– В поход под чьим началом, о Абу Али? – мягко спросил его главный вазир.
– В этом собрании сидят люди знатнее и могущественнее ничтожного слуги престола, им пристало говорить первыми, – понурил голову старый хитрец.
Аль-Мамун хмыкнул и повернулся к брату. Аль-Амин кивнул – говори, мол, что думаешь.
И тот сказал:
– Лишь Всевышнему открыто будущее, и лишь Судия ведет счет нашим ошибкам и промахам. Я же полагаю, что одолеть карматов мы сможем лишь с помощью нерегиля халифа Аммара.
За спиной брата Иса ибн Махан тонко улыбнулся и легонько кивнул аль-Амину – мол, я же говорил. Они хотят его будить – несмотря на крики и уговоры госпожи Мараджил.
Халиф покивал – и аль-Мамуну, и начальнику тайной стражи. Понял, мол.
Со стороны шатра, в котором сидели женщины, не донеслось ни звука. Вот так всегда – когда ты нужна больше всего, матушка, ты молчишь. Решай, мол, сам, Мухаммад, ты уже мужчина и можешь обойтись без опеки матери. И Мараджил молчит – хотя давеча, ему донесли, орала на сына так, что пальмы осыпались…
Главный вазир и Бакр сидели, не шевелясь и опустив глаза, – сыны шакалов, сами говорили про нерегиля то же самое, а сейчас ни гугу. Пройдохи, знают, что он припомнит потом всем, кто его послал в этот город джиннов, потому и молчат.
Абдаллах сидел на подушках очень прямо и спокойно смотрел брату в лицо.
Аль-Амин обернулся к бедуину:
– А ты что думаешь, о Абу аль-Хайджа?
Тот выпятил грудь:
– О повелитель! Мы защищаем границы халифата от неверных сумеречников из Лаона! Аль-самийа – хорошие воины, но мы, таглиб, не раз наносили им поражение и ставили на колени, словно верблюдов! Зачем тебе воин из племени тех, кого мои храбрецы приводили в свой стан с веревкой на шее? Неужто мы, потомки тех, кто сражался рядом с Али – да благословит его Всевышний! – утратили твое доверие и твою милость? Приказывай – и мы сокрушим врага без помощи неверного язычника!
Аль-Амин лишь вздохнул. Он мог бы сказать – что ж ты еще не привел мне на веревке шейха карматов? Но хадис – он не помнил какой – гласил: воздерживайся от пустословия, и Всевышний воздаст тебе в День суда.