были среди девочек мечтательницы, грезившие об участи любовницы влиятельного лица, о доле обеспеченной содержанки, о роли дорогостоящей куртизанки, изысканной дамы полусвета, отбоя от клиентов не знающей, выбирающей себе мужчин, а не терпящей того, кто выберет её. Всяко понимали, сколь фантазии эти несбыточны, эфемерны, однако даже матушка не могла запретить мечтать о том, что виделось лучшим. И вот она, Аверил, похоже, превратится в такую содержанку, то ли любовницу, то ли рабыню, прикованную к хозяину незримыми узами магической привязки, и не знает теперь, радоваться ли открывающимся возможностями или впору плакать слезами горючими?

С отчимом-то оно всё проще было: Аверил знала, чего от него ожидать, знала, чего он хотел, а как смекнул, что и падчерица может быть опасна, так сразу и от приблуды избавился, и денег лишних получил. Хоть и горько, но следовало догадаться, что похоть отчима не настолько далеко простиралась, чтоб с девкой дурной дело иметь.

Герард же другой.

Не человек и от намерений своих вряд ли отступится, вряд ли откажется только из-за силы Аверил, из-за суеверного страха перед колдовством.

Взгляд, бродивший бесцельно по комнате, остановился на маленьком ручном зеркале, лежавшем на столике подле кровати. Аверил метнулась к нему, схватила за тонкую узорчатую ручку. Приспустив ткань, завела зеркало за спину, пытаясь рассмотреть, что за странное пятно появилось на лопатке.

Не пятно.

Причудливый чёрный узор, будто нанесённый неведомой кистью, расписал кожу на левой лопатке, спускаясь с неё тонкими стебельками вьюнка. И не понять, на что больше похоже, то ли цветок какой, то ли символ древний. Аверил потёрла один завиток, даже царапнула чуть, но рисунок не поддался, словно настоящая татуировка из тех, что в изобилии водились на телах моряков и демонов.

Наверное, потому братство и называет своих укушенных отмеченными. Выглядело и впрямь отметкой, а пуще того — клеймом.

Клеймом похуже рабского.

* * *

Собрат Торнстон появился вечером, когда за окном сгустились зыбкие сумерки и фонари озарили улицы. Непривычно видеть город таким — спокойным, светлым и опрятным, словно старшая жрица из храма Гаалы Всеблагой, — и оттого приходилось напоминать себе, что бордель матушки Боро расположен в другой его части, где всегда, а по вечерам особенно, шумно, людно и пьяно, где уличных девок тискали прямо в подворотнях, где могли до рассвета горлопанить песни нетрезвыми голосами и не чурались выливать содержимое ночных горшков из окон на головы случайных прохожих.

Торнстон худощав, одного роста с Герардом и выглядели они почти ровесниками, что бы это ни означало для проклятых. Каштановые волосы отпущены чуть длиннее, чем у Герард, и заметно взлохмачены, глаза светлые, то зелёные, будто листва весенняя, то голубые с серебром, точно тронутая солнцем гладь речная, и улыбка широкая, открытая, пусть бы то и очередной обман, иллюзия от братства притворщиков и лжецов. Переступив в сопровождении Герарда порог комнаты, Торнстон сразу поклонился поднявшейся навстречу Аверил, словно она важная особа, окинул её взглядом оценивающим, цепким, точь-в-точь как у собрата.

— Торн, Аверил. Аверил, Торнстон, — накоротко представил Герард, закрывая за собой дверь.

— Миледи, — Торнстон склонил голову, и Аверил смутилась и от непривычно почтительного обращения, и от откровенного любопытства в светлых глазах.

— Я… не леди, — возразила робко и умолкла в растерянности.

Не должно ведь заговаривать с посторонними без разрешения хозяина.

— При ином раскладе вы могли бы стать принцессой, а то и королевой, Аверил, — добродушно усмехнулся Торнстон.

— Вряд ли, — отчего-то в голосе Герарда пробилось недовольство. — Даже будь мой настоящий отец простым заезжим рыцарем, а не иномирным прищельцем.

— Ну, знаешь ли, королевские бастарды тоже могут рассчитывать на весьма неплохой улов.

— Бастарды королей. Не королев. К тому же не забывай, моя матушка слишком любила Александра, чтобы расточать эту любовь ещё и на невесть от кого зачатого уб… ребёнка, который принёс ей больше огорчений, нежели радости.

— Возможно, было бы проще, если бы первенцем был Александр.

— Возможно. Но мы этого никогда уже не узнаем, — Герард осмотрел комнату и указал собрату на небольшой саквояж, куда по приказу проклятого собрали и сложили всё необходимое, что могло потребоваться молодой даме в дороге. — Безусловно, порталом было бы быстрее и надёжнее, но…

— Порталы стоят дорого, молчание ещё дороже, — Торнстон взял саквояж и бросил на Аверил каплю виноватый взгляд. — Поэтому как ни жаль, однако придётся потерпеть неудобства традиционного транспорта.

— Ты всё взяла? — с непонятной мягкостью осведомился Герард.

— Я… да, наверное.

Только вот и брать-то с собой ей нечего, нет у неё ничего своего, ни личных вещей, ни памятных безделушек, что здесь, что в борделе. Да и откуда бы там личному появиться? Аверил и в саквояж заглянула всего раз, пока в комнате одна была, коснулась осторожно смены белья, непривычно мягкого, с вышивкой, и кожаного дорожного несессера, подобный которому прежде лишь на картинке и видела. В потрёпанной старой книжице, воспитанию юных дам благородного рождения посвящённой, невесть как оказавшейся в храмовой библиотеке. Но изучить содержимое саквояжа Аверил не решилась и оттого не могла даже честно ответить на вопрос проклятого. Как подтвердить, всё ли она взяла, если ей не ведомо, что в саквояж положили, что из собранного ей на самом деле нужно, а что нет?

— Хорошо, — Герард снял со спинки стула подле стола накидку с капюшоном, однако не ту, что кому-то из девочек Боро принадлежала, а новую, тёплую, чёрную с блестящей застёжкой в форме розового бутона. Аверил не особенно понимала в стоимости одежды, но сразу догадалась, что и накидка, и простое тёмно-синее платье, что надеть пришлось, и крепкие кожаные туфли, и содержимое саквояжа несколько дороже того, к чему привыкла Аверил.

Герард же сам набросил накидку на плечи девушки, расправил и застегнул, коснулся убранных в узел волос, лёгким движением приглаживая выбившиеся — и когда только успели? — прядки. Аверил видела, как ожидающий возле двери Торнстон наблюдает за ними, с искренним удивлением и любопытством, живым, будто жадным каким-то.

— Ты поедешь с Торном, он отвезёт тебя до самого места и присмотрит за тобой, пока я не найду возможности приехать, — Герард говорил негромко, ласково, словно с дитём малым.

— А… ты?

Нет, Аверил слышала уже, что другой собрат отвезёт её в Афаллию, но раньше казалось почему-то, что Герард поедет если не с ними, то следом. Просто ему нужно ехать одному, дабы подозрений не вызывать… а