Шрифт:
Интервал:
Закладка:
[80] Когда Природа предоставлена самой себе, энергия трансформируется согласно ее естественному «градиенту». Так возникают естественные явления, но не «работа». Точно так же человек, когда он предоставлен самому себе, существует в качестве природного явления и, в собственном смысле этого слова, не производит никакой работы. Лишь культура обеспечивает человека «машиной», благодаря которой естественный градиент используется для осуществления работы. То, что человек вообще изобрел эту «машину», может объясняться некими факторами, глубоко укорененными в человеческой натуре, в природе живого организма как такового. Ведь сама живая материя есть преобразователь энергии, она некоторым, до сих пор непостижимым образом принимает участие в процессах трансформации. Жизнь течет, словно используя природные физические и химические условия как средства собственного существования. Живое тело – машина по преобразованию энергий, которые оно использует, в иные динамические проявления, им эквивалентные. Нельзя утверждать, что физическая энергия преобразуется в жизнь, но можно говорить, что ее трансформация является выражением жизни.
[81] Как живое тело в своей целостности является машиной, так и прочие формы адаптации к физическим и химическим условиям обладают ценностью механизмов, которые делают возможным различные трансформации. Поэтому все те средства, которые животное использует для самосохранения и продления своего существования (помимо непосредственного питания тела), могут рассматриваться как машины, использующие естественный градиент для выполнения работы. Когда бобр валит деревья и перегораживает реку, налицо работа, обусловленная дифференциацией. Эту дифференциацию можно описать как опосредованную «природной культурой», которая функционирует в качестве преобразователя энергии, или машины. Сходным образом человеческая культура как естественный плод дифференциации является машиной; прежде всего, технической машиной, утилизирующей природные условия для преобразования физической и химической энергии, но также и психической машиной, утилизирующей психические условия для трансформации либидо.
[82] Человек сумел изобрести турбину и, перенаправляя на нее поток воды, обеспечил преобразование кинетической энергии последней в электричество, которое получило множество применений, а еще ему удалось с помощью психического механизма преобразовать природные инстинкты, которые в противном случае последовали бы градиенту без выполнения работы, в иные динамические формы, способные к полезной деятельности.
[83] Трансформация «инстинктивной» энергии достигается через ее перенаправление в аналог объекта инстинкта. Электростанция имитирует водопад и тем самым завладевает энергией воды, а психический механизм имитирует инстинкт и тем самым получает возможность приложить его энергию к специфическим целям. Хорошим примером сказанного будет весенняя церемония у австралийского племени вачанди[70]. Они выкапывают яму в земле, овальную по форме, и располагают вокруг ветки, чтобы возникало впечатление женских гениталий. Они пляшут вокруг этой ямы, выставляя перед собой копья в подражание эрегированному пенису. Продолжая плясать, они тычут копьями в яму с криками: «Pulli nira, pulli nira, wataka!» («Не яма, не яма, а вульва!»). В ходе церемонии никому из ее участников не разрешается смотреть на женщин.
[84] Посредством этой ямы в земле вачанди как бы имитируют женские гениталии, объект природного инстинкта. Возгласами, которые исправно повторяются, и экстатической пляской они внушают себе, что яма – на самом деле вульва, а чтобы эта иллюзия не разрушилась благодаря реальному объекту инстинкта, никто из плясунов не смеет смотреть на женщин. Вне сомнения, в данном случае мы сталкиваемся с перенаправлением энергии и ее переносом на аналог исходного объекта посредством пляски (каковая фактически является брачным танцем, как у птиц и других животных) и имитации полового акта[71].
[85] Эта пляска имеет особое значение в качестве церемонии оплодотворения земли и поэтому совершается весной. Это магический акт, цель которого состоит в передаче либидо почве, благодаря чему последняя приобретает особую психическую ценность и становится объектом ожидания. Разум в этом случае обращается к почве, а та, в свою очередь, воздействует на него, и в результате возникает возможность, даже вероятность того, что человек уделит земле свое внимание (необходимое психологическое условие для возделывания почвы). Действительно, земледелие возникло из сексуальных аналогий (впрочем, не следует придавать этому утверждению всеобъемлющий характер). «Свадебная постель в поле» – пример такой церемонии перенаправления: весенней ночью крестьянин отводит жену в поле и там вступает с нею в половую связь, для того чтобы сделать землю плодородной. Так устанавливается очень близкая аналогия, которая во многом подобна каналу, направляющему речную воду к электростанции. Энергия инстинкта оказывается тесно связанной с полем, вследствие чего возделывание последнего наделяется смыслом полового акта. Эта ассоциация обеспечивает постоянный интерес к полю, что, соответственно, стимулирует притяжение земледельца к земле. Он тем самым побуждает себя уделять внимание полю способом, который явно благоприятствует плодородию почвы.
[86] Как убедительно показал Мерингер[72], ассоциация между либидо (также и в сексуальном значении слова) и земледелием отражена в обыденной речи[73]. Вложение либидо в почву достигается не только посредством сексуальной аналогии, но и при помощи «магического касания», как видно из обычая катания (walzen, walen) по траве[74]. Для первобытного человека перенаправление либидо носит настолько конкретный характер, что он даже утомление от работы воспринимает как состояние «высосанности» демоном поля[75]. Все основные предприятия и усилия, будь то вспашка земли, охота, война и т. п., начинаются с церемоний магической аналогии или с предварительных заклинаний, которые, вполне очевидно, ставят психологической целью перенаправление либидо в необходимый вид деятельности. В буйволиных плясках индейского племени таос танцоры изображали охотников и дичь. Через восторг и упоение пляской либидо перенаправлялось в разновидность охотничьей деятельности. Необходимое упоение порождалось ритмическим стуком барабанов и соответствующим пением стариков, управляющих всей церемонией. Хорошо известно, что пожилые люди живут воспоминаниями и любят поговорить о былых деяниях; это их «воодушевляет» и «воспламеняет». В известном смысле старики как бы начинают пляску, миметическую церемонию, цель которой – приучить юношей и мальчиков к охоте, подготовить к ней психологически. Сходные rites d’entree[76] описаны у многих первобытных племен[77]. Классический пример подобного обряда – церемония «атнинга» у австралийского племени арунда[78]. Она призвана заранее разгневать членов племени, которые собираются в поход, чтобы отомстить врагу. Все делает вождь: он привязывает волосы мертвеца, за которого необходимо отомстить, ко рту и пенису мужчины, который должен разозлиться. Затем вождь становится коленями на