Лев Иванович укоризненно посмотрел на него и потребовал:

— Не тяни! Что выяснилось?

— Ни по одной не проходят. — Крячко развел руками.

— Странно… — задумчиво сказал Лев Иванович. — То, что пальчики матери не проходят, это нормально, но вот Геннадия!.. По тому, как он держался и разговаривал, у меня сложилось впечатление, что этот тип сидел, причем не за «хулиганку». Стас, ты о нем что-нибудь выяснил?

— Попросил друзей поискать, но результат будет только завтра, — ответил тот и спросил: — Лева, зачем ты его уже сейчас посвятил во все нюансы дела? Если успел убедиться в непричастности Геннадия к произошедшему, то мог бы дать мне отмашку, и я не стал бы напрягать людей своими просьбами. Или на тебя произвело неизгладимое впечатление то, как мужик рвал на груди нижнее белье? Так, по-моему, это еще ни о чем не говорит. Может, он гениальный артист и вжился в образ так, что теперь и сам верит в свою беззаветную преданность Осипову?

— Стас, если он замешан в этом нападении, то должен был заранее продумать линию поведения и выдать нам свою версию произошедшего, причем правдоподобную. А ведь из него каждое слово приходится чуть ли не клещами вытягивать. Он понял, что я не шутил, когда сказал, что задержу его, и все равно молчал. Так что, на мой взгляд, Геннадий действительно предан Осипову. А разрешил я ему везде за нами ходить и все слушать, чтобы он поверил — мы действуем исключительно во благо Ильи Павловича. Именно Геннадий — единственный человек, который может дать нам нужную информацию. Нет больше никого! — разведя руками, выразительно сказал Гуров. — Его мать о пациентах Ильи Павловича представления не имеет, а Геннадий всегда был рядом с ним. Кроме того, никто не мешает нам критично относиться ко всему, что он сообщит, и перепроверять его слова. А еще Геннадий должен был понять, что самостоятельно он и его друзья ничего сделать не смогут. Так что будем работать с тем, что есть. Если в его прошлом найдется нечто такое, чем мы сможем поприжать мужика, чтобы не ерепенился, то будет совсем замечательно.

— Понял: доверяй, но проверяй, — обобщил Крячко.

— Вот именно, — подтвердил Лев Иванович и спросил у Орлова: — Петр, ты собирался по своим каналам узнать, как Осипов в клинику Бурденко попал. Выяснил что-нибудь?

— Конечно. Щербаков ночью позвонил заместителю главврача — они, оказывается, давно знакомы — и все устроил. Прооперировали Осипова удачно, сейчас он в реанимации, которую бдительно охраняют. И вообще, как выяснилось, в госпитале хорошо знают Осипова и относятся к нему с большим уважением.

— С какой стати? — удивился Гуров.

— А с той, Левушка, что во время Второй чеченской кампании Илья Павлович пришел к тому самому заместителю главного врача, рассказал, кто он и что, и предложил свои услуги, которые были приняты. С тех пор Осипов каждый день приходил туда как на работу, лечил мальчишек, которых с фронта привозили не только с пулевыми и осколочными ранениями, но еще и с крутыми психическими проблемами. Бес-плат-но! — по складам произнес Орлов. — Эти мальчишки потом смогли нормальную жизнь начать, не спились, не попали в тюрьму, как многие другие. А ты, Лева, ничего об Осипове не зная, сразу обвинил его во всех смертных грехах. Мол, как же так? У него дом за городом! Машина дорогая! Водитель-охранник и домработница! Дети в Америке живут! А он это все собственной головой и талантом заработал. Может быть, с богатеньких Осипов и дерет три шкуры. Между прочим, правильно делает, потому что их проблемы плавно вытекают из тех же денег. Они от скуки и наркотики принимают, и пьют как лошади, а потом впадают в депрессию и вскрывают себе вены. Но из нормальных людей он последние копейки не вытрясал и родителей больных детей, которые готовы до нитки разориться, чтобы своего ребенка вылечить, по миру не пускал. Вот такой, Лева, Осипов рвач, выжига, кулак и крохобор без стыда, чести и совести! Ты вчера, ничего ни о ком не зная, уже и Осипову, и Щербакову диагноз поставил. Приговор вынес и сам же в исполнение привел!

Гуров сидел, уставившись в стол, и еле сдерживался, а Крячко не выдержал и вмешался.

— Петр, хватит! — решительно заявил он. — Лева едва вошел, сразу сказал, что убедился в том, что Осипов порядочный человек. Вот и нечего ему нервы мотать!

— Стас, это мы с тобой Леву знаем и принимаем любым. Его порой и с нами заносит не туда и не по делу, но мы терпим. А остальные? Или нам на него табличку повесить: «Не кантовать»? Все, что он здесь вылепит, при нас и останется, а вот другие так лояльно к нему относиться не будут, — резко проговорил Петр, повернулся к Гурову и спросил: — Скажи мне, Лева, зачем нужно было в Истре объявлять, что дело Осипова находится на контроле у Щербакова? Мол, тут есть личный интерес?

— Уже донесли? — вскинулся Гуров.

— Лева, если ты забыл, то могу напомнить, что тебя здесь очень многие так трепетно любят, что каждое твое слово готовы повторять как заклинание. Особенно новому человеку, который еще не знаком с твоими закидонами, — язвительно сказал Орлов.

— Щербаков тебе что, разнос учинил? — осведомился Лев Иванович. — Так пусть бы меня вызывал и мне устраивал!

— Нет, разнос он мне не устроил. — Петр покачал головой. — Просто сказал, причем не мне, а другим, что король, то есть ты, оказался голым. Я говорил ему о Гурове как о лучшем из лучших, а выяснилось, что тот за время службы даже собственный авторитет заработать не смог. Поэтому я разрешаю тебе и впредь прикрываться моим авторитетом, которого у меня не только на двоих хватит. Дескать, Орлов не очень хороший руководитель, если смог так ошибиться в своем подчиненном. Его слова мигом разнеслись по всему главку. Как ты понимаешь, мне было необыкновенно приятно на старости лет такое о себе услышать. От удовольствия таял! А теперь представь себе, как на тебя завтра все смотреть будут. Раньше-то поглядывали с уважением, с опаской глядели, а теперь будут с насмешкой. Да еще и похихикают за спиной. Ты не только сам сглупил, но еще и меня подставил. За что тебе большое человеческое спасибо!

— Да что он себе позволяет?! — Гуров даже на ноги вскочил.

— Только то, что может позволить в силу звания и должности! — заявил Петр и шарахнул кулаком по столу. — Я тебя вчера предупредил, чтобы ты был поаккуратней со Щербаковым, а то костей не соберешь. А ты мои слова мимо ушей пропустил. Тебе шлея под хвост попала, и ты выпендриться решил! Показать, что тебе на всех наплевать и авторитетов ты не признаешь. Поздравляю! У тебя отлично получилось. А теперь иди и думай, как ты будешь Щербакову доказывать, что действительно профессионал, а не мой любимчик, которому я протекцию составил. Валите отсюда оба!

Взбешенный Гуров и притихший Крячко вышли из кабинета Орлова и направились к себе.

— Ошибся ты, Стас, в Щербакове, — севшим от ярости голосом сказал Гуров. — Да, в Истре я повел себя неправильно, согласен. Но и он не мужик, а баба базарная. Если я виноват, то пусть бы мне и высказывал, а не поливал всех подряд тем, что в голову ударило. Ничего! Он у меня своими же словами подавится!

— Лева, не усугубляй ситуацию, — предостерег его Крячко.