При виде польского монарха во всем его королевском величии, можно подумать, что государь сей обладает самой неограниченной властью во всей Европе. Однако на самом деле власть эта наислабейшая. Поляки заключают с ним договор, каковой у других наций лишь предполагается, но не существует. Уже при своей коронации, давая клятву соблюдать pacta conventa*, он заранее разрешает подданных своих от присяги на тот случай, ежели сам нарушит законы Республики.

Король назначает на все должности и жалует всеми почестями. В Польше по наследству передаются только земли и дворянское достоинство. Сыновья воевод и королей не обладают правами на титулы своих отцов. Однако между королем и Республикой существует та немалая разница, что он, назначив на какую-либо должность, уже не может отобрать оную, а Республика имеет право лишить его короны, если преступит он законы государства.

Дворяне, ревностно оберегающие собственные свободы, часто продают свои голоса, но купить их привязанность невозможно. Едва избрав короля, они уже опасаются его властолюбия и противупоставляют ему сговор различных партий. Те, кого он вознес на высокие должности и уже не может лишить оных, нередко из его креатур превращаются во врагов. Придворные составляют предмет ненависти всего остального дворянства, вследствие чего всегда существуют две партии — неизбежное и даже необходимое разделение в такой стране, где хотят одновременно иметь короля и сохранить свободу.

То, что касается всей нации, подлежит ведению Генеральных Штатов, именуемых Сеймом. Он состоит из Сената, в который входят воеводы и епископы, и нижней палаты, куда избираются депутаты от каждого воеводства. В Сейме председательствует примас Польши архиепископ Гнезненский, регент Королевства во времена междуцарствия и первое государственное лицо после короля.

По закону сеймы должны собираться попеременно в Польше и Литве. Нередко депутаты решают там свои споры саблями, как те древние сарматы, от коих они ведут свое происхождение, а иногда еще и опьяненные винными парами, каковой порок был неизвестен их предкам. Каждый депутат Сейма обладает правом, принадлежавшим в Риме только народным трибунам, а именно протестовать противу законов Сената. Даже один человек, произнесший: «Я протестую», налагает тем самым запрет на единодушное решение всех остальных. И если он покидает Сейм, сему последнему остается только разойтись.

Противу всех смут, порожденных таковым законом, употребляют еще более опасное лекарство. Редко когда Польша не разделена на две партии, и поелику в таковом случае единодушие невозможно, каждая партия образует отдельную конфедерацию, которая принимает решения по большинству голосов, невзирая на протесты меньшинства. Сии утвердившиеся обычаем, но не основанные на законе собрания провозглашаются от королевского имени, хотя очень часто без его согласия и противу его интересов, точно так же, как Лига[17] во Франции пользовалась именем Генриха III для борьбы с ним или как английский парламент, отправивший Карла I на эшафот, начинал с его имени все свои постановления, направленные на погибель короля. Когда смуты кончаются, Сейм или подтверждает, или отменяет решения сих конфедераций. Кроме того, он может переменить решения всех предыдущих сеймов, так же как в государствах монархических король обладает правом отменять и свои, и своих предшественников законы.

Дворянство, устанавливающее законы Республики, является и главнейшей ее основой. Оно насчитывает более ста тысяч человек, способных носить оружие. Громадное сие воинство собирается с трудом и еще хуже управляется: в нем нет ни дисциплины, ни субординации, ни военного опыта. Однако любовь к свободе делает сию армию грозной силой.

Поляков можно победить и даже держать некоторое время в порабощении, хотя вскоре они непременно сбросят ненавистное иго. Сами они сравнивают себя с тростником, который в бурю пригибается к земле, но сразу же распрямляется, как только стихает ветер. Именно по этой причине у них нет крепостей, поелику почитают они самих себя единственными бастионами Республики и не* допускают, чтобы король строил замки, каковые могут служить скорее для порабощения, нежели ради защиты. Вся страна совершенно открыта, исключая две или три крепости на границах. И ежели во время войны решаются они оборонять какое-либо место, то приходится тогда спешно сооружать земляные укрепления, восстанавливать из руин старые стены и углублять осыпавшиеся рвы, чего обычно не успевают сделать до занятия города неприятелем.

Дворянство не несет постоянной службы для охраны страны: оно садится на коней или по решению Сейма, или в случае крайней опасности по приказу короля.

Обычно Польшу охраняет армия, которая содержится на деньги Республики и состоит из двух корпусов: польского, численностью тридцать шесть тысяч человек, и литовского, двенадцатитысячного. Главнокомандующие сими корпусами совершенно независимы друг от друга. Хотя они и назначаются королем, но обязаны отчетом одной только Республике. Полковники суть неограниченные владыки своих полков, они их содержат и платят им жалованье. Но поскольку и сами они редко получают оное, то занимаются тем, что опустошают страну и разоряют работников ради удовлетворения собственной и своих солдат корысти. Польские вельможи являются к сим армиям в еще большем великолепии, чем живут в городах; их шатры роскошнее дворцов. Кавалерия, составляющая две трети войска, почти полностью набирается из дворян. Ее отличают красота лошадей и великолепие мундиров и лат.

В особенности относится сие к гусарам и кирасирам, кои расхаживают в сопровождении нескольких слуг, держащих под уздцы лошадей с серебряными поводьями, расшитыми седлами, позолоченными стременами, нередко из цельного серебра, и свисающими на турецкий манер попонами. Вообще поляки стараются сколь возможно подражать великолепию турок.

Насколько блистательна у них кавалерия, настолько же пехота остается в небрежении, с плохим вооружением и бедной одеждой; не имеет она даже регулярных мундиров. Таковой, по крайней мере, польская пехота была около 1710 г. Как ни странно, но сии воины, подобные бродячим татарам, с поразительной стойкостию переносят голод, мороз, усталость и вообще все тяготы войны.

В этих солдатах сохраняется еще дух их предков — древних сарматов. Они столь же мало дисциплинированны, так же яростны в нападении и проворны в бегстве, такова же их беспощадность и жестокость при победах.

Король польский вначале льстил себя надеждой, что обе армии будут сражаться вместе с ним, что поспольство[18] вооружится по его приказу, и все сии войска вкупе с саксонцами, его подданными, и союзниками московитами явят собой столь устрашающую силу, перед коей малочисленные шведы не осмелятся даже появиться. Но совершенно неожиданно лишился он сих подкреплений именно вследствие старания своего заполучить их все одновременно.