— Вы что, поранились? У вас кровь. Давайте перенесем интервью на попозже.

И тут я поняла: у меня не будет никакого попозже. Никогда я не буду сильнее, чем сейчас.

— Нет, — ответила я. — Давайте не будем откладывать.

Вскоре после этого позвонил мой редактор.

— Что с тобой, черт возьми, происходит? — спросила она.

— Позвони моему адвокату, — сказала я.

Я не хотела быть грубой. Слова, которые вертелись у меня на языке, — «У меня БАС», — оказалось, невозможно выговорить. По крайней мере, без слез, а плакать я не собиралась.

Пару дней спустя мы вышли покурить с судьей Барри Коэном, человеком, о котором я писала множество раз за годы работы. Мы не однажды обедали вместе в кафетерии суда, в компании других судей и адвокатов, всегда вызывавших мое восхищение.

Не знаю, почему я это сказала. Как-то само вырвалось. Я вдруг взяла и выпалила:

— Думаю, я уже не вернусь.

И сразу пошла прочь, так быстро, как только могла, чтобы сохранить остатки гордости.

В тот раз я плакала. Потому что любила эту работу и только что призналась себе, что больше ее в моей жизни не будет.

Отпуск по болезни я оформила в середине августа. Две недели спустя я получила премию флоридской коллегии адвокатов за мои репортажи из зала суда и оперативную подачу информации на сайте газеты. Это было признание на уровне штата, крупное достижение для судебного репортера вроде меня.

Награды должны были вручать во время званого обеда, на который были приглашены журналисты, адвокаты и члены Верховного суда штата Флорида. Мой начальник в «Палм-Бич пост» Ник Москелла хотел, чтобы я поехала. Он говорил, что это будет хорошо и для меня, и для газеты.

Но мероприятие должно было пройти в Таллахасси, столице штата, в пяти сотнях миль от моего дома. Водить я в моем состоянии уже не могла, а поездка оказалась срочной, потому что содержимое моего почтового ящика давно никто не проверял. Билет на самолет стоил семьсот долларов.

Такой расход казался мне неоправданным; я ведь не собиралась возвращаться к работе.

— Лучше пошлите на эти деньги репортера с заданием, — сказала я Нику. — А я доберусь до Таллахасси за свой счет.

Я решила ехать автобусом.

В других странах я часто ими пользовалась. Но в американском грейхаунде не ездила никогда. «Вот и давай, Сьюзен, — сказала я себе. — Садись и поезжай, развлечешься».

Поездка была долгой, скучной и мучительной. Кажется, она заняла целых восемь часов. Половину дороги я сидела через проход от команды металлистов. Они развлекались тем, что по мобильному громко жаловались своему начальнику на то, что им пришлось сесть в вонючий автобус.

Вонючий в буквальном смысле.

Во время одной из остановок при попытке справиться с автобусной лестницей я упала на спину.

— Ты глянь, во доходяга, — прокомментировали мое падение придурки-металлисты.

Я приехала в день вручения наград. Нечесаная. Грязная. Автобус! В моем-то состоянии. О чем я только думала?

Нэнси позволила мне ввалиться в ее номер в отеле. Ванна, короткий сон, подруга — все это освежило меня, настроило на позитивный лад. В тот день, подбадривая себя воплями: «Вперед, на север!» — мы прогуглили маршрут нашего совместного отпуска и заказали билеты.

Аврора бореалис, мы уже в пути!

Вечером я натянула красивое платье. Накрасилась, надела свое самое любимое ожерелье с медальоном святого Андрея. И, увы, туфли без каблука. Прямо перед отпуском я упала, выходя из дому, и сломала ключицу. Тогда я поняла, что мои ноги слишком ослабели, чтобы ходить на каблуках.

Церемония происходила на верхнем этаже здания правительства штата, в зале со стеклянной стеной и обзором на триста шестьдесят градусов. На закате, в мое любимое время суток. Присутствовали все большие шишки нашего бизнеса, включая нескольких судей из Верховного суда штата.

Но я ничего не подозревала до тех самых пор, пока один мой друг, Нил Скин, не рассказал всю историю последнего года моей жизни, вплоть до поездки на автобусе включительно. Когда я вышла, чтобы получить награду, грохнули аплодисменты. Повернувшись к собравшимся, я увидела, что все стоят.

Тогда я поняла, что это награда не за мои интернет-репортажи. Это была награда за все мои двадцать лет репортерской службы.

Я была тронута.

Не помню, что я говорила в своей ответной речи, кажется, это было что-то вроде «спасибо».

На следующее утро я села в автобус и поехала домой. Месяц спустя мы с подругой Нэнси уже были на пути к Юкону.

Мы выбрали место в пяти часах езды к югу от полярного круга на территории Канадского Юкона; городок назывался Уайтхорс, а тамошнее отделение турагентства «Легенды Севера» специализировалось на помощи желающим увидеть сияние.

Никакой информации с места у нас не было, мы полагались исключительно на «Гугл». Фотографии шикарных сияний и теплых хижин заинтриговали меня.

Я подумала, что в таком месте вполне можно ждать «чуда, не предназначенного для глаз смертных», как писал Бэрд. В таком месте изголодавшимся по свету и краскам глазам открываются, должно быть, новые, невиданные зрелища.

Мы с Нэнси спланировали настоящее большое путешествие. Сначала перелет через Сан-Франциско на Ванкувер, где в отеле остались на хранение наши легкие вещи. От Ванкувера до Уайтхорса еще два с половиной часа лёта, почти строго на север.

Разряженные в цветастые тропические шелка, мы заявились в билетный центр компании «Эйр Норт». Там мы спросили служащего, какая сейчас погода в Уйтхорсе.

— Минус двадцать и снег, — ответил он.

От холода у меня в буквальном смысле захватило дух. Когда я покинула самолет в Уайтхорсе, воздух отказывался выходить у меня из легких. Я подумала: интересно, могут ли ноздри смерзнуться?

Зато нас встречал агент «Легенд Севера» Стефан Вакерхаген. Стефан немец, в Канаде он работал погонщиком собак и проводником и сильно походил на телеведущего Андерсона Купера, только чуть более потрепанного.

«Вау!» — мысленно протелеграфировали друг другу мы с Нэнси.

Он отвез нас в гостиницу, где вручил нам два больших красных баула с теплыми вещами, которые мы заказали. Мы пошли в наш номер и подготовились к первой ночи свидания с авророй бореалис.

Точнее, готовилась Нэнси. Мне с моими слабыми руками нечего было и надеяться справиться со всеми этими молниями, застежками, шнуровками и пуговицами. Покончив со своим комплектом, Нэнси натянула на меня сначала лосины для бега, потом джинсы, потом шерстяные носки, потом комбинезон на гусином пуху, а на верхнюю часть тела нейлоновую майку, хлопковую водолазку, кашемировый свитер, пуховую куртку и довершила одевание парой зимних ботинок на шнуровке.