Иган усмехнулся, будто ему было смертельно скучно.

Принц спешился.

— Очистить тропу и никому не вмешиваться.

— Это…

— Я знаю, Макин, — я резко оборвал его, — это плохая затея.

Макин тоже спешился и встал рядом со мной, в то время как рыцари Оррина отступили.

— Он может оказаться весьма хорош в этом деле, — сказал Макин.

— Он хорош, а я — превосходен, — вновь оборвал я Макина.

— Не буду спорить, Йорг, ты превосходен в убийстве, — прошипел Макин. — Но это всего лишь игра стали.

— Что ж, я с удовольствием поиграю, — ответил я. Принц не спросил, что я потребую в случае его поражения. И это было еще одно оскорбление.

Мы сошлись — двое из Ста: линии императора и Стюарда встретились в поединке.

— Йорг, мы могли бы сделать это и более разумно, — сказал принц Оррин. Ему хватило ума не испытывать больше мое терпение, а ведь мог бы сказать «легко». — Встань на мою сторону. Новому императору нужен новый Стюард.

Я сплюнул.

— Не знаю, Йорг, чего ты добиваешься и зачем тебе нужна империя, — продолжал принц. — Ты не видел империи, которой хочешь владеть. Ты был на востоке? Видел восход солнца над Внешней стеной? Видел берега темной Африки? Разговаривал с ярлами, которые приплывают из своих северных далей, когда сходит лед? Если ты зародился в сточных водах Аррала, то все мили пройденных тобой дорог не могли показать тебе ничего, кроме лугов и пастбищ. А плавал ли ты по морю на корабле, Йорг? Только так можно увидеть империю. Ты море-то видел?

Серая кобыла громко, с наслаждением пустила газы и тем самым избавила меня от необходимости отвечать принцу. Эта кобыла мне всегда нравилась.

Мы двигались по кругу. Как и в жизни, в поединке на мечах, особенно на дуэльных, облегченных и более длинных по сравнению с боевыми, главное — выбрать момент. Взмах меча — это выбор, часто выбор на всю жизнь. Ты ждешь наилучшего момента и отдаешь свою жизнь на волю подвернувшегося случая. Рыцарю в латах ты вынужден противопоставить крепость мышц тела. И всю свою силу, чтобы защищенному металлом нанести удар побольнее, чтобы не дать воспользоваться преимуществом, пока ты отступаешь для следующей атаки. Выпад может быть пробным, но обязательно точным. Найти лазейку в его броне и проколоть, пока он не проколол тебя.

И я махал мечом, но не для того, чтобы улучить момент и поразить принца, а чтобы наши мечи со звоном встретились. Сталь меча принца была дымчатой, более темный сплав, чем сталь Зодчих. Лязг стали неприятно срезонировал в горном воздухе — мечи скрестились, принц как-то хитро крутанул свой клинок и едва не выбил меч у меня из рук. Мне это очень не понравилось. Я перешел в наступление, короткие махи, чтобы он не успел расслабиться, чтобы руки у него онемели и утратили способность к таким хитрым вывертам. Мне казалось, я рублю каменную колонну, ладони жгло огнем, запястья ломило от боли.

— А ты лучше, чем я ожидал, — сказал принц.

И перешел в атаку: выпад, полумах, выпад. Слишком быстрая комбинация, чтобы рассуждать. Мы тренируемся для того, чтобы мышцы запоминали движения, чтобы глаза посылали команды рукам, минуя мозг, который потребует времени для осмысления и принятия решения. Так разучивают пьесу на арфе. Вначале ты думаешь о струнах и нотах, но как только пальцы запомнят движения, ты о них забываешь.

Меч в моих руках совершал те движения, которые считал нужными.

— Действительно неплохо, — сказал принц Оррин.

Но когда ты начинаешь играть пьесу все быстрее и быстрее, в какой-то момент пальцы сбиваются. Что дальше? Они хотят знать. Что же будет дальше?

А дальше, очевидно, удар тяжелым мечом плашмя по голове. Так, по крайней мере, мне показалось. Я то ли выругался, то ли застонал, и кровь… словно все мои струны оборвались.

— Сдаешься? — Его голос донесся будто из глубины длинного тоннеля.

— Да пошел ты. — Красно от крови, и белые осколки, наверное, зуб.

— Последний шанс, Йорг, — сказал принц. Я ощущал холодную сталь его клинка на своей шее.

— Он сдается. — Все из того же тоннеля донесся голос Макина. — Сдается.

— Черта с два. — Небо и земля вновь начали занимать свои места. Появилось большое темное пятно, вероятно, это был принц Оррин.

— Сдаешься? — снова потребовал он. Холод на шее распространился теплом — потекла кровь из неглубокого пореза.

Я попробовал засмеяться.

— Принц Стрелы, ты уже пообещал, что не убьешь меня. Это не в твоих интересах. Так зачем мне сдаваться? — Я сплюнул. Когда ты появишься у моих границ с армией, тогда я и приму решение. — Принц с отвращением отвернулся. — Высокий перевал, — сказал я, — свободный проход позволяю. Ты это заслужил. Отправляйся к графу и донимай его своими нравоучениями. — Я попытался подняться, но упал. Макин помог мне встать на ноги. Мы наблюдали, как принц со своими рыцарями проезжал мимо. Его брат, принц Иган, наградил меня злобным взглядом. Оррин даже головы не повернул.

Мы наблюдали за ними, пока последняя лошадь не исчезла за ближайшим холмом.

— Нам нужно увеличить армию, — сказал я.

Сэра Макина можно назвать почти красивым рыцарем, достойным места в любой легенде: темные локоны, высокий и крепкий, темноглазый, латы всегда начищены до блеска, клинок острый. И только его полные мясистые губы и острый нос делают его объектом мечтаний горничных и служанок. Его губы слишком выразительные, а взгляд слишком орлиный. И во всем сэр Макин «почти». Почти благородный, почти честный. И только его дружба — по-настоящему, до конца.

Прошло часа два после того, как мы расстались с принцем Стрелы, отправившимся к Высокому перевалу. Все это время мы ехали молча, но молчание было совсем не тем, что сопровождало нас в начале пути. Голова у меня болела так, что казнь на плахе могла сойти за лучшее лекарство. Любой идиот сказал бы, что я с радостью бы принял такое лекарство.

— Уя.

Ладно, не каждый идиот.

— Да, Мейкэл, уя. — Я посмотрел на него, с трудом разлепляя веки, стискивая зубы, чтобы унять пульсацию боли в голове.

Порой трудно было сказать, что старина Мейкэл слаб умом. Если у него чего-то в голове не хватало, то это не всегда было заметно. Долгое время он мог вести себя как вполне нормальный человек: выносливый, надежный, даже хитрый. А затем на него находило слабоумие: отвисала челюсть и текли слюни, морщился лоб, в глазах появлялась пустота. Мейкэл вернулся к братству через несколько недель после того, как мы одержали победу в Высокогорье. Одному богу известно, как он нас нашел. Но даже голуби всегда находят дорогу домой, хотя в их крошечных головках мозгов с горошину. Все то время, что я пытался превратить Логово в мой дом, он пребывал на конюшне — то конюху помогал, то навоз убирал. Я позаботился о том, чтобы Мейкэлу было где спать и что поесть. В конце концов, я убил его брата. Джемт не особенно баловал его братской любовью: бил частенько, свою работу на него сваливал. Но он всегда пекся, чтобы Мейкэлу было где спать и что поесть.