В понедельник за Сорензой заехал Ирвин на «мерседесе»последней модели. С тех пор как она сломала ногу, он делал это каждое утро.Костыли, которые достала для нее Мэри, позволяли с горем пополам ковылять подому и рабочему кабинету, но о том, чтобы протискиваться сквозь толпы прохожихна улицах Нового Орлеана, и думать было нечего. Впрочем, терпеть осталосьсовсем недолго, и эта мысль утешала Сорензу, когда она с трудом опускалась насиденье автомобиля.

Знакомый врач Доуэлла, который осматривал ее в самый первыйраз, переслал историю болезни в городскую клинику, и Соренза уже побывала тамна приеме в прошлую пятницу. Ее заверили, что гипс снимут уже в ближайшуюпятницу. Неужели нельзя побыстрее, раздраженно думала она, чувствуя, какчешется травмированная нога, и ерзая от этого на сиденье.

— У меня есть для тебя кое-что интересное, — сообщил Ирвин.

Устроив Сорензу поудобнее, он, перегнувшись, достал сзаднего сиденья толстый глянцевый журнал месячной давности и бросил ей наколени.

— Рейчел это откопала, когда я упомянул Доуэлла.

— А что это?

Рейчел, жена Ирвина, была просто помешана на журналах ипокупала их в огромных количествах, от изданий по садоводству до руководств пооформлению интерьеров и новинок высокой моды. Благодаря чему Ирвин даже выдумалслово «журналоголик».

— Открой загнутую страницу, — сказал он коротко.

Смешно, ужасно смешно, но, увидев фотографию Доуэлла всмокинге с пышной брюнеткой, виснущей на его плече, она почувствовала себя так,будто ее ударили кулаком в живот.

Пока Ирвин тактично молчал, Соренза с видом полногобезразличия — каких трудов ей стоило притворяться! — разглядывала пятьфотографий, на которых была изображена подготовка к свадьбе молодой пары извысшего общества Бостона. Николас, как сообщалось в статье под снимками, былблизким другом жениха, а особа, которую он обнимал, подружкой невесты.

С мрачным удовлетворением Соренза отметила, что ярко-желтоеплатье брюнетки совершенно не подходило ей ни по стилю, ни по цвету. И все жеженщина была достаточно привлекательна, чтобы одежда могла ее испортить. «Преуспевающийкрасавец мужчина, никогда не забывающий своих обязанностей», — гласила надписьпод фотографией, где пышнотелая девица так тесно прильнула к Николасу, что едване составила с ним единое целое.

— Прелестное платье.

Соренза кинула журнал через плечо обратно на заднее сиденье.

Ирвин мельком взглянул на нее.

— Говорят, эта особа собирается положить конец егохолостяцкой жизни.

— Да? Ну что ж, я рада за нее...

— Соренза, — прервал ее Ирвин, — я подумал, ты должна этознать.

— Должна?

Она посмотрела на него сверкающими от гнева глазами... ивдруг на ее лице появилась неприятная улыбка.

— Почему это я, черт возьми, должна знать? Не думаю, чтосвадьба может как-то помешать нашему взаимовыгодному с Доуэллом сотрудничеству.К тому же... — не договорив, она неопределенно пожала плечами.

— Ты права, — согласился Ирвин.

У него был вид побитой собаки, и в любой другой момент онабы не выдержала и пожалела его. Но сейчас ей хотелось ударить его чем-нибудьтяжелым по голове. А вообще-то, с какой стати она злится на человека за то, чтоон рассказал ей правду? Почему она так разгорячилась? Ведь между ней иНиколасом Доуэллом ничего нет и быть не может.

Соренза глубоко вздохнула, повернулась к Ирвину и сталаобсуждать с ним незначительные детали, касающиеся строящегося объекта.

Всю следующую неделю она, как обычно, занималась сдокументами, вела переговоры с архитекторами и строителями и даже пару разпобывала на строительной площадке.

В пятницу, когда все важные проблемы наконец осталисьпозади, а с ноги сняли гипс, заменив его тугой повязкой, Соренза решилапровести выходные у кузины. Несмотря на то что они нечасто виделись в последнеевремя, старшая дочь покойной тетки всегда была готова приехать к ней, еслипопросить ее об этом.

Кузина собиралась заехать за Сорензой на работу. И чтобы нетерять времени, молодая женщина захватила в офис дорожную сумку.

В пять вечера, сидя за рабочим столом, Соренза все еще былапогружена в расчеты, когда в дверь кабинета постучали. Так как Мэри ушла домойпораньше, сославшись на разыгравшуюся мигрень, она крикнула:

— Входи, Белл! Я сейчас.

Изабелл была на десять лет старше Сорензы, но онипредпочитали общаться на равных, как друзья, нежели как люди, принадлежащие кразным поколениям.

— Меня называли по-разному, но чтобы так...

Как громом пораженная она резко подняла голову. Во рту у неепересохло.

— Д-добрый вечер, Ник.

Хорошо, что она сидела, а не стояла.

— Добрый вечер, Соренза.

Он стоял, прислонясь к дверному косяку, и в светло-серыхбрюках и расстегнутой на груди ярко-голубой сорочке выглядел ещепривлекательнее и сексуальнее, чем прежде.

— Я думала, это моя кузина, — объяснила Соренза.

— Как видите, вы ошиблись.

— Да.

Она изобразила улыбку на лице.

— Чем я могу быть вам полезна в такой поздний час?

Он прошел в кабинет, распространяя в воздухе свежий,щекочущий ноздри запах мужского одеколона, и, к ее удивлению и страху, сел накрай стола с таким видом, будто ему позволено все, что он пожелает.

Его блестящие темные волосы были подстрижены еще короче, чемкогда она видела его в последний раз, и стильная прическа подчеркивала красотудивных глаз под длинными, почти женскими ресницами.

— Не возражаете?

Соренза указала на документы, разложенные на столе.

— Вы их помнете.

Николас посмотрел на бумаги и перевел взгляд на Сорензу,отчего она густо покраснела.

— Что случилось? — спокойно произнес он.

— Ничего не случилось, — холодно ответила она. — Я просто нехочу, чтобы вы все перепутали.

Он скрестил руки на груди.

— Я путаю вас?

— Я не это имела в виду.

И ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать, черт тебяпобери!

— Как ваша нога? — заботливо поинтересовался Николас.

— Намного лучше. Уже сняли гипс. — Соренза в который раз сопозданием вспомнила о приличиях и добавила: — Спасибо за цветы, которые вы мнеприслали.

— У вас есть кузина? Вы встречаетесь с ней сегодня? Жаль. Яхотел пригласить вас поужинать.

Она не верила своим ушам! Ни разу не связаться с ней зацелый месяц и иметь наглость явиться сюда в надежде, что она бросит все своидела и побежит за ним по первому зову!