Двери в зал открываются, и я, в сопровождении свиты поднимаюсь на возвышение, где стоит императорское кресло. Все работники пера и чернильницы вскакивают при моём появлении. Я усаживаюсь на кожаную подушку и милостливо киваю головой, в знак разрешения сесть. Лёгкое шевеление, народ рассаживается.

— Господа!

Словно шелест ветра проносится по залу. Великий Кайзер так назвал журналюг?! Все просто в шоке. Но я, сделав вид что не произошло ничего особенного, продолжаю.

— Господа журналисты и корреспонденты! Вы все знаете, что неделю назад на Берлинском железнодорожном вокзале макет земного шара был обтянут чёрным крепом. Я вынужден был дать команду нашей новообразованной политической полиции провести расследование. Результаты были ошеломляющие. Они настолько шокировали меня, Кайзера Германии, что во избежание всяческих домыслов и недомолвок я решил лично довести до вас все необходимые сведения. Их вы должны поместить в своих печатных изданиях для того, чтобы весь народ Германии узнал правду, и только правду. Ничего кроме правды…

Шум в зале усиливается. Я делаю знак здоровой рукой, и ко мне приближается Канцлер. Он держит в руке документ, плод моего и Людендорфа труда. Бисмарк становится рядом, поскольку насчёт стульчика для старика я специально не озаботился. Затем открывает рот и начинает читать. Делает он это занудно и противно, поскольку микрофонов ещё не изобрели, а народу в зале около сотни человек. Мы их отбирали по списку. Самые горластые и наглые. Самые популярные. Старик Отто читает, а внимательно наблюдаю за этими щелкопёрами. Мне нужен свой Геббельс. В принципе, пару кандидатур я наметил, но подойдут ли они? Сейчас увидим… Между тем физиономии бумагомарателей начинают вытягиваться. Ещё бы! Тут и всемирный масонский заговор, и попытка покушения(!) на депутатов рейхстага, и сигнал законспирированным боевикам из Бунда, агенты влияния французской и британско-американской разведки. Словом, всё то, что обычно говорят, когда надо шокировать публику и вызвать нужные эмоции. И всё это подкреплено железобетонными доказательствами: расписками в получении денег, номерами тайных счетов, секретными инструкциями. Нужные бумажки демонстрируются вживую. Ещё бы — бригада лучших фальшивомонетчиков в Моабите шуршала сутками напролёт, чтобы получить кое-какие поблажки вроде замены вечной каторги обыкновенными сроками… наконец, почти через час Бисмарк выдыхается. Он уже сипит, но не сдаётся. Уф, всё! Чуть не заснул. В зале гробовая тишина. Затем я опять поднимаюсь и начинаю свою речь. Как там начиналось? Ага!

— Мой народ! Моя страна! Я, Кайзер Великой Германии Вильгельм Второй призываю вас сплотиться в этот трудный для страны день и час…

И так далее, и тому подобное. В лучших традициях партийных вождей. Эх, ребята, не слышали вы, как Гитлер свои речи толкал. Мне, конечно, до него далеко, но кое-что тоже умеем. Думаете, легко на выставке сто человек вокруг стенда удержать, когда вокруг столько всего интересного? Однако, могу. Недолго, правда. Но час — с гарантией… Наконец я умолкаю и якобы без сил плюхаюсь в кресло. Секунда, две, пять… Зал просто взрывается! Рёв, вопли «Гох!», нечто вообще бессвязное, массовая истерика. Воспитанных интеллигентных людей больше нет. В зале просто озверевшая толпа. Блестящие глаза, искажённые криком рты, вот что значит, технологии двадцать первого века! Они УЖЕ готовы идти убивать всех врагов. Сами, лично. Мда… Похоже, я чуток перестарался. Делаю знак, и меня, якобы обессилевшего, уводят. Затем охрана дворца вежливо выпроваживает писак, а я сижу в своём кабинете и наслаждаюсь вкуснейшей сигарой. Старика Бисмарка уже пользует личный врач, я же просто не могу удержаться от смеха, вспоминая физиономии этих прощелыг-бумагомарателей…

— Господин Зволянский, Сергей Эрастович?

Седой господин кивает головой.

— Господин Дурново, Пётр Николаевич?

— Это я.

Мы сидим в отдельном павильоне Аничкова дворца в зимнем саду. За окном промозглая петербургская осень, а здесь тепло и уютно. Господа охранники, как я называю министра внутренних дел и шефа полиции Российской Империи, дымят папиросами, я — пью чай. Они не понимают, для чего их вызвал цесаревич. Но я то знаю…

— Итак, господа, вам думаю, известно, что Государь предоставил мне ряд полномочий…

Я кладу бумажку с вензелем папá перед ними. Нелегко было заставить батюшку дать мне этот документ, но после получения телеграмм из Якутска и Архангельска о найденных месторождениях, причём огромнейших, золота и алмазов, а так же нефти в Казанской губернии, угля на Амуре, и прочего, прочего, прочего, он сдался. Хотя начинает посматривать на меня не только одобрительно, но и с некоторым страхом… Уж больно лихо я с евреями разделался… Пусть батюшка и сам не промах, но до моего размаха ему далеко. Он, правда, шестьдесят девять антисемитских указов издал, а я — ни одного, поскольку ещё не государь, но и то, что я удержал войска и полицию в казармах, привело к ТАКИМ погромам, что кишинёвская резня покажется детским утренником…

Я вспоминаю, как толпы народа грозно и решительно шли с факелами и топорами по питерским улицам, как неслись нещадно стегаемые лошади в тщетных попытках спасти своих седоков… Как горели дома, громили магазины и банки, топили народ в Неве… Жутко! До сих пор волосы дыбом встают… Но я отвлёкся в ненужную сторону. Спохватываюсь, что господа смотрят на меня ожидающе и продолжаю:

— Я попросил вас прибыть сюда по очень важному делу. Не секрет, что после удара молнией со мной произошли некие… Э… перемены к лучшему, как я думаю.

Неопределённо верчу в воздухе рукой, затем делаю глоток чая и продолжаю:

— Так вот, господа. В свете произошедших изменений я прошу вас выяснить связь между заявлением Сергея Юльевича Витте о неизбежности катастрофы царского поезда, и последовавшей за ним РОВНО через два месяца таковой.

Они переглядываются между собой, потом Дурново осторожно начинает:

— Но Сергей Юльевич расследовал аварию…

Я громко смеюсь:

— Господа! А не кажется ли вам, что ПОРУЧИТЬ Витте расследовать катастрофу, о которой он же и предупреждал, всё равно, что позволить палачу позаботиться о здоровье жертвы? Подумайте, господа — стоило ли ДОВЕРЯТЬ мнению лица, ЗАИНТЕРЕСОВАННОМУ в катастрофе? На ВАШЕМ месте, я бы задался вопросом о случайности, и поискал бы ИСПОЛНИТЕЛЕЙ аварии. Затем бы раскрутил их по полной программе, чтобы выйти на заказчиков. А уж там…

Развожу руками. Господа неожиданно заинтересовались. Действительно, КТО заказал экспертизу катастрофы именно Витте? Никому такой простой вопрос почему то не приходил в голову. Пусть и прошло немало времени, но… Концы найти можно. Это факт. Продолжаю далее:

— Это не всё, господа. А только начало. Меня интересует ещё ряд вопросов, которые, предупреждаю сразу, покажутся вам очень неприятными. А именно — ПОЧЕМУ практически все русские газеты имеют в хозяевах и главных редакторах нерусских? Газета «Речь» — Гессен и Винавер, «Биржевые Ведомости» — Проппер, «День» — Коган и Биккерман, «Копейка» — Городецкий, «Русские Ведомости», господа, вдумайтесь! РУССКИЕ, в руках какого-то Иоллоса, у которого в заграничных агентах САМ Жаботинский! Это первое. Второе — почему нарушается указ о черте осёдлости?! До каких пор полиция и жандармерия будет закрывать глаза на наглое попирание ЗАКОНОВ Российской Империи?! В губернских городах и столицах российских РАЗРЕШЕНО проживать ТОЛЬКО купцам первой гильдии! Откуда здесь столько евреев?! Почему число жертв только в Санкт — Петербурге во время известных вам событий составило почти двадцать тысяч человек? Насколько мне известно, первостатейных купцов у нас числится всего ПЯТЬ человек! Пять! На ВСЮ РОССИЮ! А у вас — ДВАДЦАТЬ ТЫСЯЧ только в столице! А всего по России? Молчите?! Так вот — виновных найти и наказать ПРИМЕРНО! Всех разрешивших им проживание, поселение и устройство. Лично проверю. Вам ЯСНО, господа?