И вот этот самый «кремень» сейчас смотрит прямо на меня и кажется, собирается, подходить ближе.

— Добрый вечер! Я очень рада вас видеть! Я надеюсь, что вы пришли сюда с чисто дружеским визитом, а не для того, чтобы пожаловаться Клодию на мое поведение пару дней назад. Я правда, очень сожалею, что мой камень угодил в вас, я этого не хотела… Я уже принесла вам свои извинения. «Чего же вам еще нужно, господин Консул?!»

— Я уже и забыл о камне… стоило ли напоминать…. Надо признать, тогда я был очень зол и сначала принял тебя за мальчишку, а потом, когда увидел твои длинные волосы… Хм… подумал кое-что другое… предлагаю забыть тот случай и продолжить знакомство. Я помню, ты хотела заработать деньги приличным способом, у меня есть одно интересное предложение для тебя… как раз по твоим способностям… но об этом позже…

Эй, ты, принеси-ка, воды и помоги накрыть здесь стол, сегодня я собираюсь разделить ужин с моим добрым соседом, что весьма неудачлив на поэтическом поприще, но, у которого, кажется, поселилась Муза. Так, что, может быть, дело скоро пойдет на лад!

Элиав быстренько набрал воды из нашего ручейка, принес кувшин и чашу для гостя, а потом вместе с Мапроником, у которого откуда-то вдруг появились силы и даже некоторая ловкость, начал расставлять на низеньком столике глиняные тарелки и стеклянные стаканчики, вытащенные специально по поводу важного посетителя.

Консул уселся на скамейку с таким видом, будто он бывает тут каждую пятницу и особого приглашения ему не требуется. Клодий разместился рядом, ну и я… тоже, со стороны Клодия.

Поэт начал разговор:

— Мне столь неловко перед тобой, Гай Марий, но я пока не могу отдать тебе два денария, что спасли меня тогда от позора. Со временем, я непременно верну тебе долг.

Я тут же шепотом поинтересовалась у своего благодетеля:

— Дорогой дядюшка, а кому в Риме ты еще не должен, хотела бы я знать? А денарий — это очень много? Это больше чем сестерций?

— В одном денарии ровно четыре сестерция…

— Ого…

Консул смотрел на меня удивленно.

— Разве в твоей местности используются другие деньги? Странно, что ты этого не знала…

Я прикусила язык, но неожиданно Клодий перевел все в шутку.

— Моя дорогая племянница выросла среди цветов и песен, питалась амброзией и нектаром, до недавних пор бытовые дела ее совершенно не касались. А по поводу римских денег, Наталия, тебе, пожалуй, нужно знать, что есть еще и золотой ауреус, а в нем ровно сто бронзовых сестерциев, но, такую монету я давненько уже не держал в руках.

И я чуть-чуть приуныла… Чем бы я там не питалась прежде, по словам Клодия, и где бы я не выросла, но сейчас-то я попала в самый настоящий переплет и скоро мне, кажется, придется биться за место под солнцем на манер какого-нибудь отчаянного гладиатора. Сказка сказкой, а ведь и кушать еще что-то надо… Кстати, насчет покушать… Чем нам гостя-то угощать? И я решила немного съязвить по поводу нашей неприличной бедности:

— У нас на ужин только черный хлеб и вареная морковь, да… еще немного каши осталось от обеда. А вы, верно, привыкли к соловьиным язычкам и устрицам… Гай Марий… мне можно вас так называть?

Но к предложенному скромному меню консул отнесся совершенно спокойно, ответив, что еще с детства привык к простым и здоровым блюдам, а в походах питался из одного котла со своими легионерами. Я тут же его похвалила:

— А вот это правильно! Великий русский полководец Александр Суворов тоже ел солдатскую кашу, сидя у костра со своими чудо-богатырями. Военачальнику надо порой быть ближе к народу, больше уважения и дисциплины. А какой наш Суворов был выдающийся человек! Будучи еще в чине полковника он взял хорошо укрепленную турецкую крепость Туртукай, которая считалась совершенно неприступной.

Во время ее долгой осады Суворов построил возле своего лагеря макет этой крепости и тренировал солдат, заставляя идти на воображаемый штурм, так что ребята вскоре привыкли и по велению своего командира взобрались на настоящую цитадель, на голову разбив неприятеля. Правда, за этот подвиг начальники не особо похвалили Суворова, поскольку приказа наступать сверху не было, полковник действовал по своему разумению…

— За это стоило лишить его головы! Порядок и повиновение Консулу должны быть превыше всего! Я помню как Манлий Торкват казнил собственного сына за подобное ослушание.

Вот и поговори с этими римлянами, вот и поведай им героические эпизоды из русской истории… Я-то хотела повести беседу на тему близкую этому Гаю Марию, показать, что тоже кое-чего смыслю в военном искусстве. Ну, хотя бы чисто теоретически… Эх, кажется, впечатления произвести не удалось, жаль…

Хотя, надо признать, мой вдохновенный рассказ мужчины слушали с любопытством, а после чего даже как-то странно переглянулись между собой и Клодий обреченно промолвил, что подобных историй я знаю великое множество и регулярно делюсь ими с окружающими. На что консул задумчиво потер рукой подбородок, глядя на меня со все возрастающим интересом.

— Вы хотели мне предложить какое-то дело… по силам… приличное?

— Да… да… позже об этом…

В голосе Гая Мария звучала досада, а я насторожилась. А вдруг он имеет в виду какую-то грязную работу, клетки звериные чистить или одежду стирать, да знали бы вы чем они тут стирают свою одежду?! Ой, это просто ужас, они вымачивают ее в собственной… ну, кто побогаче, у тех, говорят, есть всякие душистые мыла, но нам с Клодием это пока не доступно, или уже не доступно…

Между тем, Гай Марий кивнул своему рабу, что стоял возле своей по всему видать тяжелой корзины, и тот немедленно стал выгружать на наш стол всякую всячину: мясо на деревянных палочках, завернутое в тонкие лепешки, наподобие лаваша, каких-то странных раков с огромнейшими клешнями и усами, не то рыбу, не то змею, Клодий мне пояснил, что это самая настоящая мурена, их тут разводят прямо в садовых бассейнах при доме.

— О, мое любимое цекубское из благословенной Латии!

Это поэт воздал почести запотевшей амфоре с вином. Консул усмехнулся:

— Помню твои аристократические пристрастия. Я-то сам больше привык к мульсу…

— Это легкое вино с медом, — пояснил мне Клодий, потирая сухие ладошки в предвкушении пира.

— «О, да Консул-то у нас любитель сладенького…»

Потом из этой необъятной корзины появились гусиные окорочка, колбаса, источающая ароматы чеснока и прочих изысканных специй, белый хлеб, колбочка с соусом и фрукты: инжир, яблоки, груши, кисть винограда с прозрачными, удлиненными ягодами. У меня просто слюнки потекли при виде всего этого великолепия.

Признаться, за последнюю неделю я немного соскучилась по мясному и остренькому, да и серый грубый хлеб, который Клодий небрежно называл «деревенским» или «лагерным», дескать им только солдат кормить, мне порядком надоел, хотя в первые дни даже казался невероятно вкусным. С непривычки…