Почему мать с двумя компаньонами, не одобрив бумагу, тем не менее не запретила Савве Тимофеевичу от имени мануфактуры представить тезисы на съезде промышленников? Потому что прочитанному сама сочувствовала, но при этом чего-то боялась. Очередная странность. 13 февраля С.А. Назаров, племянник С.Т. Морозова провел выборы тридцати пяти старост рабочих артелей Никольской мануфактуры, после чего те собрались в трактире, посовещались и обратились к директору с собственным ультиматумом: допустить рабочих к дележу прибылей фабрики по итогам года. Савва Тимофеевич, естественно, не смог его удовлетворить: члены правления, то есть мать, отклонили явно невыполнимую претензию. И тогда 14 февраля коллектив забастовал, и бастовал двадцать три дня, до 9 марта. К работе вернулся по призыву МК РСДРП, организатора стачки, судя по всему, с большим опозданием сообразившего, что действует в интересах не патрона, а клана Морозовых, которому по какой-то причине понадобилось натравить рабочих на директора-распорядителя.

Понять Марию Федоровну Морозову, главного пайщика товарищества, можно. Ее кто-то шантажировал. Угрожал убить сына, если тот не одумается. Отсюда и отказ подписать программный документ, и попытки дискредитации Саввы Тимофеевича, как хозяина фабрики, в надежде подорвать доверие к нему промышленников страны. Однако уловки не помогли. 10—11 марта 1905 года в Москве под эгидой Московского биржевого комитета совещались делегации из всех промышленных регионов империи. Дебатировались два вопроса – рабочий и государственное устройство. Перед самым открытием, за завтраком, десять человек, десять авторитетных деловых лидеров договорились о главном, о твердом намерении добиваться ограничения самодержавия. Ради чего решили объединиться в политическую партию и избрали комиссию по созыву учредительного съезда в составе В.И. Ковалевского (от Урала), В.В. Жуковского (от Польши), И.И. Ясюковича (от Украины), М.Н. Триполитова (от Санкт-Петербурга), С.Т. Морозова, Г.А. Крестовникова, К.А. Ясюнинского и А.И. Коновалова (от Москвы и Поволжья). Председателем стал В.И. Ковалевский.

Участники совещания также подписали петицию с требованием кооптации в комиссию Булыгина выборных от деловых кругов, которую Александру Григорьевичу 19 марта вручила депутация из трех персон – С.Т. Морозова, Н.С. Авдакова (Украина) и Э.Л. Нобеля (Санкт-Петербург и Баку). Сомнительно, чтобы все трое питали иллюзии насчет вновь образованной комиссии. Скорее они явились продемонстрировать власти единство и силу сплотившихся вокруг Витте российских промышленных групп, чем испрашивать каких-либо поблажек. Впрочем, власть, то есть Трепов, предупреждение проигнорировала, ибо знала, во-первых, что связь между Морозовым и РСДРП нарушена (арест ЦК, отъезд Красина за рубеж), во-вторых, как вывести из игры самого упрямого фабриканта – воздействовав нужным образом на Марию Федоровну Морозову.

17 марта хозяйка Никольской мануфактуры переназначила С.Т. Морозова на должность директора-распорядителя товарищества, а спустя какую-то неделю-полторы… посадила под домашний арест. В двадцатых числах марта в Москве проездом из Риги в Ялту находились М.Ф. Андреева и М. Горький. Увидеться с Морозовым им не довелось. «К нему никого не допускают», – сообщила позднее актриса приятелю, литератору и издателю К.П. Пятницкому. Причиной изоляции оказалось… сумасшествие «Саввушки». Его отстранили от всего – от фабрики, от друзей, от деловой и даже приватной корреспонденции. Встречи устраивались в виде исключения и в присутствии другого члена семьи. А еще та же семья повсюду обличала неискренность и коварство М.Ф. Андреевой и М. Горького.

Безусловно, Морозовы разыгрывали спектакль. Старательно убеждали кого-то в том, что Савва Тимофеевич в одночасье утратил дееспособность и отныне не в состоянии не то что заниматься политикой, но и фамильными капиталами распоряжаться. А раз так, то почему бы ему не отправиться на лечение за границу… 15 апреля консилиум врачей констатировал наличие у больного «общего нервного расстройства» и порекомендовал отлучиться в Европу на воды. Через два дня пациента увезли во Францию, вначале в Виши, затем – в Канны. В Виши, судя по воспоминаниям Красина, Савва Тимофеевич и оплошал. Шпики, разумеется, сопровождали Морозова по всему маршруту и, несмотря на все предосторожности поднадзорного, зафиксировали контакт фабриканта с одним «московским революционером»… Л.Б. Красиным, по окончании 27 апреля лондонского форума навестившего Морозовых на знаменитом курорте.

О чем оба беседовали, неизвестно. Похоже, что о том самом, о чем и подумали в Санкт-Петербурге. Савва Тимофеевич попросил у Леонида Борисовича помощи подконтрольных ему комитетов РСДРП в организации всероссийской всеобщей забастовки. Кстати, на открывшемся 12 апреля съезде сам Красин, как и большинство, эффективной формой свержения самодержавия, естественно, считал вооруженное восстание, к чему и призывал всех готовиться. Причем социал-демократы сознавали, что боями на баррикадах расчистят путь к власти вовсе не себе, а буржуазному правительству, и, как правоверные марксисты, ничего не имели против этого.

В общем, «воцарение» Витте вполне отвечало их чаяниям на данном этапе. Что касается форм борьбы, то апологетами вооруженной они также не были. Убеди их кто-либо, что есть мирный способ низложения Романовых, прислушались бы. Самому Витте, разумеется, ни «большевики», ни «меньшевики» не верили. А вот ручательство Морозова имело шанс убедить Красина с товарищами предпочесть баррикадам стачку, а сражению в одиночку – единый фронт с капиталистами и придворными либералами. В принципе, встреча Саввы Тимофеевича с Леонидом Борисовичем носила судьбоносный характер. И если бы Трепов не проведал о ней, то революция 1905 года закончилась по-другому. Скорее всего, по-английски – учреждением парламентской республики при сохранении наследственной монархии в качестве декоративного политического института.

К сожалению, весть о посещении Красиным Морозовых на французском курорте дошла до Трепова, и он поступил согласно своей, охранительной логике. Распорядился предотвратить негативные последствия союза отечественного капитала с социал-демократами. И ясно, каким образом… 13 мая 1905 года в гостинице «Рояль-Отель» в Каннах С.Т. Морозов погиб. По официальной версии, он застрелился. По неофициальной – стал жертвой покушения. Со стороны кого? Конечно же, социал-демократов! Они убили предпринимателя, дабы обналичить сто тысяч рублей страхового полиса, выданного М.Ф. Андреевой. Между прочим, фельетон, намекающий на убийство предпринимателя большевиками, появился в печати уже в декабре 1905-го. Отчеты охранки с упоминанием какой-то ссоры Морозова с Горьким накануне отъезда фабриканта во Францию, о шантажистах-революционерах, навещавших Савву Тимофеевича в Каннах, придали неофициальной версии еще больше веса.

Что ж, столичный генерал-губернатор оправдал высочайшее доверие: и замыслы хитроумного Витте расстроил, и за гибель великого князя отомстил. Однако победу «диктатор» одержал пиррову, ибо революцию по плану сменил революционный хаос, обуздать которой оказалось не так-то легко…

Как мы видели выше, политическое крещение генерал Трепов принял зимой 1902 года, вольно или невольно выступив на стороне Витте, петербургской группировки русских промышленников. Тогда он являлся простым исполнителем распоряжений верховной власти. По идейным соображениям Дмитрий Федорович пришел в большую политику осенью 1904 года. Опять же не вполне по собственному разумению, а скорее под влиянием патрона, великого князя Сергея Александровича, генерал-губернатора московского, в 1896 году разглядевшего в бравом гвардейском полковнике и ветеране Турецкой кампании 1877—1878 годов толкового обер-полицмейстера для Белокаменной. Правда, сразу назначить военного, отличавшегося честным и прямолинейным характером, на важнейшую должность не рискнул. Ограничил его статусом «исправляющего дела». В таком состоянии Трепов прослужил три с половиной года, с 12 сентября 1896-го по 9 апреля 1900-го, когда удостоился официального утверждения на посту с пожалованием чина генерал-майора.