— Ну да, мы ведь сами в прошлом сезоне толкнули эту мысль.

— И теперь нам приходится за это платить! Каждая свихнутая дура в Барнсли мечтает о жирном гонораре из «News of the world». Выкинь заявку.

Эмма вгляделась в глаза Сьюки. Она видела женщину на грани распада. Вся ее взрослая жизнь была построена на безвкусном гламуре и сексуальности, которую лет эдак через пять она не сможет больше выдерживать. Несомненно, Сьюки была привлекательной в школе, достаточно привлекательной, чтобы придумать себе мечту, которая разрушит ее жизнь: она может стать одной из девушек с обложки журналов.

«Ненавидит, когда ее судят по одной внешности».

«Неудивительно, — подумала Эмма, — особенно сегодня, ведь выглядишь ты как унылая застиранная старая кухонная тряпка».

Эмма уже собиралась выкинуть заявку, но затем, заметив, что Трент погружен в другую заявку, решила по наитию дать Сьюки шанс. Если она выступит на шоу в трехсекундном ролике в качестве «сморчка-выскочки», то, возможно, следующие пару месяцев сможет получать вдвое больше за услуги стриптизерши, и, видит бог, деньги ей точно не помешают. Эмма положила заявку Сьюки в стопку «выскочек» и взяла следующий конверт.

Внутри была еще одна заявка от очередной необъятных размеров матери шестерых детей из Вест-Индии с «заразительным смехом», которой друзья посоветовали написать заявку. Не подходит.

Следующие три конверта — все от студентов факультета театрального искусства. Не подходит. Не подходит. Не подходит. Еще семнадцать. Ни одна заявка не подходит. Все надежды, мечты, страстные мольбы отчаявшихся людей, которые умоляли, чтобы их спасли от их собственной столь ненавистной им жизни. Ни одна не подходит.

Эмма налила себе еще одну чашку кофе и подумала, не выйти ли на улицу покурить. Нужно работать сосредоточенно, нельзя позволить себе отвлекаться, любой конверт может быть тем самым. Правило Кельвина гласило, что каждый конверт нужно открывать так, словно он первый.

Эмма вдруг поймала себя на том, что думает о Кельвине. Он был так умен. Конечно, он тоже это знал, но это ведь справедливо, все в рамках логики. Уверенность так сексуальна.

Эмма отхлебнула кофе, устало потянулась и взяла очередной конверт из стопки. Еще не дочитав до конца, она поняла, что Грэм и Миллисент получат приглашение на прослушивание. Эмма даже не сочла нужным показывать заявку Тренту, а сразу положила ее в стопку «нытиков». Сроки поджимали, а в команде были четкие правила, и Грэм из певческого дуэта Грэма и Миллисент определенно подходил им.

— Ну, не буду вам мешать, — сказала мама Грэма, закрывая за собой дверь спальни. Это была спальня помешанного на музыке парня: вдоль стен стояли стопки дисков, на столе лежал работающий iPod, подсоединенный к двум огромным колонкам по обеим сторонам кровати. Еще здесь стояла полка с дисками и приличной коллекцией старомодных долгоиграющих пластинок, каждая тщательно подписана. Здесь были электрогитары, бонго, камертоны, iMac и стандартный набор «Pro Tools». Единственным отличием этой спальни от большинства спален музыкальных молодых людей, мечтающих о звездном небе поп-культуры, было полное отсутствие бардака. Комната была в идеальном порядке, каждая вещь лежала на своем месте, чтобы ее можно было легко найти. И на стенах ничего не было. Никаких плакатов, фотографий или рамочек с кусками кожи от барабана, подписанного членами групп тяжелого рока, вообще ничего.

Миллисент сидела рядом с Грэмом на кровати. На коленях у Грэма лежала акустическая гитара, но Миллисент протянула руку, чтобы забрать ее.

— Ну же, — твердо сказала она. — Нужно петь без сопровождения, ты ведь знаешь.

— Но это так глупо, — ответил Грэм. — С гитарой у нас получается намного лучше.

— Грэм, правила для всех одинаковы. Ты ведь ненавидишь особое отношение.

— Я ненавижу его, только когда это просто уловка, — ответил он. — А вот схитрить я бы не прочь.

— Я им писала. Они ответили, что инструменты у нас будут потом, если мы пройдем первые этапы.

— Конечно, пройдем. Я хочу сказать, мы ведь круче всех? — задал Грэм риторический вопрос, означавший, что он совершенно уверен в собственных словах и что они действительно лучшие.

Миллисент взяла гитару, и в этот момент ее рука прикоснулась к его руке; на секунду между ними проскочила искра.

— Не стоит нам прогуливать колледж, знаешь ли, — сказала она.

— Милли, не каждый день проходишь прослушивание на шоу «Номер один», и в любом случае нам не понадобится диплом, когда мы станем звездами, — ответил Грэм.

— Не нужно слишком на это рассчитывать, Грэм.

— Мы молодцы, Милли. Все это говорят.

— Да, и любой, кто идет на это шоу, говорит, что все вокруг утверждают, что он молодец. Ну же, я думала, мы будем репетировать.

Они запели, как всегда начав с песни «Just Like A Woman» Боба Дилана. Милли очень нравилось, когда Грэм пел с легкой хрипотцой, хотя она знала, что он делает это, потому что не может брать некоторые ноты. В их дуэте Милли пела лучше. Настоящей страстью Грэма были инструменты.

После «Just Like A Woman» они спели «This Land Is My Land» Вуди Гатри, после чего Грэм предложил выпить чаю.

— Грэм, мы спели всего две песни. Ты совсем не стараешься.

Грэм, казалось, действительно не был расположен петь. Его что-то тревожило.

— Милли?

— Да?

Последовала пауза. Видимо, вопрос, который хотел задать Грэм, давался ему нелегко.

— Как я выгляжу? — наконец спросил он.

Миллисент удивилась. Она знала Грэма много лет, и раньше он никогда ее об этом не спрашивал.

— Как ты выглядишь? — повторила она, чувствуя себя глупо.

— Да. В смысле, я знаю, что у меня темные волосы, и мама говорит, что я симпатичный… что бы это ни означало, ведь все матери думают, что их сыновья симпатичные.

— Ну… ты симпатичный.

— Нет, это не ответ. Как я выгляжу?

Миллисент ужасно покраснела. Ей стало интересно, может ли Грэм понять, что она смущена; ей вдруг стало очень жарко, и она подумала, что он, должно быть, чувствует исходящее от нее тепло.

— Я не знаю, — сказала она. — Почему ты сейчас заговорил об этом? Мы должны репетировать.

— Ну, если мы хорошо выступим на прослушивании, меня увидят миллионы людей, правда? А я никогда не видел себя. Это ведь так странно. Я хочу знать, что они увидят.

— Грэм, это всего лишь прослушивание.

— Я знаю, как выглядишь ты, Милли.

— Правда? Ну и как же я выгляжу?

— Ты красивая.

Грэм потянулся и, найдя ее лицо, притянул его к себе. Поцелуй был очень длинный, как и все первые поцелуи.