– Богда-а-ан! – не своим голосом кричу я вслед удаляющейся машине. Морозный воздух до боли обжигает легкие. От глубокого вдоха кружится голова, я сгибаюсь, чтобы отдышаться. Богдан проехал всего несколько метров и, заметив меня, резко ударяет по тормозам. Машина послушно останавливается.

Подхожу и стучусь в окно водительской двери.

– Прости… – выдавливаю хрипло, когда Богдан нехотя опускает стекло. – Я не знала… Пожалуйста, не уезжай.

Он смотрит будто сквозь меня, и я не понимаю, чего больше в этом взгляде – презрения или сочувствия. «Плевать, что он думает! Главное – я извинилась!» – размышляю я про себя, пытаясь прочитать мысли парня.

– Ну ты даешь, спящая красавица, воз-вращайся в дом, замерзнешь… – говорит он, мягко улыбнувшись. Какие чувственные у него губы…

– А ты? – смаргивая снег с ресниц, спрашиваю я.

– Так уж и быть, даю нам второй шанс, – отвечает важно, вонзившись в меня зелеными, как весенний луг, глазами.

– На что? – возмущаюсь я, плотнее запахивая куртку на груди.

– На знакомство.

Богдан паркуется возле ворот и заходит во двор. Он удивленно вскидывает бровь, замечая меня на ступеньках крыльца.

– Боишься, что передумаю? – улыбается уголками губ.

Вьюга забирается под мою куртку, взвивает пряди из кос, обжигает колким холодом голые ноги, торчащие из валенок. Да, я и сама знаю, что выгляжу жалко в простой деревенской одежде и валенках.

– Нет, – мотаю головой. – Просто… просто… Проходи, – мямлю, чувствуя, как краснеют уши под пристальным взглядом парня.

Прихожая встречает нас уютным теплом горящего камина и ароматом варящегося на плите компота из сухофруктов. Богдан вешает куртку на крючок, разувается и проходит в гостиную.

– Вилли! Привет, малыш! – Он подхватывает пса на руки и садится на кресло возле камина. – У тебя уютный дом, Алиса, – говорит он мне, мечтательно засмотревшись на огненные языки пламени.

– Спасибо. Самый обычный деревенский дом. Ты, наверное, впервые в таком? – спрашиваю я, намекая на его принадлежность к классу богачей. Сама не знаю, зачем мелю эту чушь…

– Не угадала, – спокойно отвечает Богдан, пропустив мимо ушей мою шпильку. – У моей бабушки был такой же.

Хью сворачивается клубком на коврике возле вытянутых ног парня.

Дверь из кухни открывается, и в проеме застывает Никита Сергеевич с Джесси под мышкой.

– Пойдемте завтракать, молодежь! – приказывает он важно, не забывая при этом прихрамывать и покашливать.

– С удовольствием, – Богдан встает с места, опуская Вилли на пол. – Алиса, а кофе есть?

– Конечно, нет, – чопорно отвечаю я, поджав губы. – Мы не пьем буржуйских напитков. Есть компот.

Богдан молчит, удивленно взирая сверху вниз на мою кислую физиономию.

– Боюсь спросить, что на завтрак?

Парень складывает руки на широкой мускулистой груди, выжидающе глядя мне в глаза.

– Овсянка на воде, – гордо отвечаю я, вздернув подбородок. – С вареньем, – добавляю, едва сдерживая подступающий смех. Очевидно, воспитание не позволяет парню высказаться. Он молча садится за стол рядом с дедом Никитой.

Я хихикаю, посматривая на удивленные физиономии мужчин. Согласна, выгляжу глупо. Шутка не удалась.

– Шутка! – выпаливаю сквозь смех. – Меня не было неделю, Богдан. Честное слово, это все, что нашла из продуктов. И кофе я пью, ты не думай…

Мне хочется поверить в искренность парня, его открытую улыбку, которую он дарит в ответ на мои глупые шутки. Допустить мысль, что пропасть между нами совсем небольшая, и то, что он ест кашу в моей кухне – дело вполне обычное.

– А когда у вас свадьба? – внезапно спрашивает Никита Сергеевич. Я набираю в легкие побольше воздуха, чтобы поскорее разубедить старика в его ошибочных умозаключениях, но меня опережает Богдан:

– Свадьба у меня тридцать первого декабря, – отвечает он, тепло улыбнувшись. Выходит, речь не обо мне… Невысказанные слова обручем сдавливают грудь.

Дед Никита крякает и подливает в наши кружки компот.

– Решили сэкономить и отметить два праздника одним застольем, так? – усмехается старик.

– Вроде того, – сухо отвечает парень. – Главное, что мы с Аллой поженимся, а когда… – уточняет он, как будто оправдываясь.

– Значит, Алла. И чем она занимается? Сколько девчонке лет? – бодро тараторит дед.

– Двадцать два. У Аллочки собственный салон красоты.

– А ты? – важно продолжает допрос дед. – Как думаешь кормить семью? Машина у тебя крутая, но не новая. Раритет. Или как там говорят – винтаж! – старик театрально взмахивает рукой.

– Вы совершенно правы – машине двадцать пять лет, она моя ровесница. Коллекционировать раритетные автомобили – мое хобби. Я достаточно обеспечен: владею несколькими станциями технического обслуживания, или СТО, в городе.

Я сижу с открытым ртом, тупо уставившись на узоры клеенки кухонного стола. Чувствую, как горят щеки и уши от стыда за расспросы любопытного простодушного деда. Кажется, со стороны я похожа на насупившегося ежа. Вот-вот взорвусь! Ей-богу, если дед начнет спрашивать Богдана про размер жилплощади и ремонт, вмешаюсь в разговор!

– Салон красоты, значит? Красивая, поди, невеста? – Старик ложкой зачерпывает из банки варенье и, причмокнув, отправляет его в рот.

– Вы знаете, Аллочка для меня, как… шоколадный торт! – подумав секунду, отвечает Богдан. – Другие девушки в сравнении с ней – пирожки с картошкой.

Дед проглатывает остатки компота из чашки и замолкает. Неужели допрос закончен?

В помещении маленькой уютной кухни воцаряется тишина. Повисшее безмолвие нарушают звуки капающей с крыши воды и чавканье собак (дед поделился с малышами кормом, который припас для своей старой овчарки).

Никита Сергеевич медленно поднимается с места, моет за собой посуду и, не глядя на Богдана, спрашивает меня:

– Алиска, тебе яиц домашних принести?

– Да, – отвечаю я, удивившись резкой смене настроения старика.

– Ну, бывай, Романыч, – жмет он парню руку. – Счастья, здоровья и детишек побольше, – добавляет вежливо и, охая и покряхтывая, уходит в прихожую.

Когда входная дверь закрывается, скрипнув ржавыми петлями, Богдан встает и, в нетерпении потирая руки, произносит:

– Алиса, ты не связывалась с хозяевами собак?

– Нет, – вздыхаю я грустно. – Скорее всего, меня уволят… На память я их номера телефонов не помню, а мой телефон разбит.

– Ничего страшного, – мягко произносит Богдан, примирительно взмахивая руками. – Мы сейчас поедем в город, я поговорю с ними, объясню, что произошло…

Я смотрю на парня, широко распахнув глаза, а потом начинаю громко хохотать. Богдан косится на меня с удивлением, затем его плечи начинают дрожать. Мы смеемся громко и искренне, пытаясь сказать друг другу что-то, и на мгновение я забываю обидное сравнение девушек с пирожками. Какое мне дело до парня и его жизни?

– Алис, я дурак… – сквозь смех говорит он. – Я же тебе не объяснил, что случилось! Тебе не сказал, а про хозяев собак вспомнил! В дороге расскажу тебе все.

– Так что, мне собираться? –