началась война со Швецией, готовившийся выход эскадры под командованием адмирала С. К. Грейга в Средиземное море был отменен. Несмотря на это, манифест российской императрицы распространялся в Греции. Если бы греки в этих условиях последовали призыву Екатерины II и поднялись на восстание, то последствия для них могли быть самые печальные. Но на сей раз (можно сказать, что к счастью) сколько-нибудь значительных повстанческих выступлений на греческой земле не произошло. На море же российский офицер грек Ламброс Кацонис организовал добровольческую флотилию, успешно действовавшую на Эгейском море против турок. Под знаменами Кацониса собрались тысячи добровольцев[75].

В связи с действиями добровольческой флотилии Кацониса в 1788–1792 гг. коснемся вопроса, который до сих пор не затрагивался в историографии: это вопрос об отношении самих греков к Греческому проекту Екатерины II.

Здесь следует сказать, что переписка меж ду Екатериной II и Иосифом II касательно Греческого проекта являлась глубокой тайной вплоть до 1869 г., когда ее опубликовал австрийский историк А. Арнет. Но тот факт, что один из внуков Екатерины II был назван Константином и получил эллинское воспитание, грекам был хорошо известен и вызывал у них большие надежды. Многие из воевавших под командованием Кацониса были убеждены, что они сражаются за освобождение Греции и за создание независимого греческого государства, которое возглавит внук российской императрицы Константин.

Об этих настроениях знали и призывали власти использовать их некоторые российские дипломаты, поддерживавшие во время войны 1787–1791 гг. тесные связи с греками. Так, бывший российский консул в Смирне (Измир) П. Фериери в записке, представленной в Коллегию иностранных дел в апреле 1790 г., предлагал изготовить специальную медаль для греков, отличившихся в боях против турок. На ней он предлагал изобразить Екатерину II, представляющую грекам своего внука. На оборотной же стороне медали следовало выгравировать следующую надпись на новогреческом языке: «Вот Константин, король эллинов». Фериери считал, что если бы такая медаль была выпущена, то каждый грек стремился бы получить ее и претворить в жизнь надпись на ней[76].

О своем желании видеть на троне освобожденной Греции ее внука Екатерине II неоднократно сообщали и сами греки. Так, прибывшая в Петербург в декабре 1789 г. греческая делегация, стремившаяся получить поддержку России для подготовки восстания в Греции, в апреле 1790 г. была принята Екатериной II. Во время данной им аудиенции делегаты высказали надежду, что при поддержке России они смогут «избавить потомков афинян и спартанцев от деспотического ига». Делегаты просили императрицу дать грекам в качестве государя великого князя Константина.

Екатерина II отнеслась благосклонно к этим пожеланиям. Делегаты были представлены Константину, которому они на греческом языке изложили цель своей миссии. Тот пожелал делегатам, так же на их родном языке, успеха в осуществлении их планов[77].

Аналогичное обращение к Екатерине II было получено из Греции в 1792 г. После заключения Россией Ясского мирного договора с Турцией Л. Кацонис решил самостоятельно продолжить войну на Средиземном море. Приверженцы его, обосновавшись с оружием у руках в горной области Мани, на юге Пелопоннеса, обратились 19 (30) мая 1792 г. к Екатерине II с письмом, в котором говорилось, что сделали они это «на тот конец, дабы видеть себя освобожденными от недостойного варварского и тиранского ига и иметь на престоле Греции в Великом Константине собственного самовластного Государя и Самодержца»[78]. Иными словами, Кацонис и его командиры утверждали, что решили продолжить войну с турками ради возведения на греческий трон великого князя Константина, фактически ради осуществления Греческого проекта Екатерины II.

Сама императрица, хотя и прекратила дипломатические переговоры относительно Греческого проекта, продолжала думать о его осуществлении. В июне 1788 г., когда вследствие войны с Швецией был отменен поход Балтийского флота на Средиземное море, который был важен для осуществления Греческого проекта, она говорила своему статс-секретарю А. В. Храповицкому: «Греки могут составить Монархию для Константина Павловича; и чего Европе опасаться? Ибо лучше иметь в соседстве Христианскую Державу нежели варваров; да она и не будет страшна, разделясь на части»[79].

Имеется еще один интересный документ, подтверждающий неизменную и твердую приверженность Екатерины II Греческому проекту. Речь идет о письменном обращении Н. Пангалоса, одного из ближайших сподвижников Л. Кацониса, к великому князю Константину. Письмо это, не имеющее датировки, относится, по-видимому, к 1791–1792 гг.

Представитель греческих добровольцев, которые вели морскую войну против Порты, обращаясь к предполагаемому греческому императору, сообщал об их чаяниях и стремлениях: «Теперь предстоит наиспособнейшее время к истреблению врага православия и мучителя человечества и к возвышению на престол Константина Великаго, тебя кротчайшаго государя нашего; сим все мы дышим, сего надеемся, о сем думаем, и сим предметом утешаются все несчастные потомки просветивших Европу, которые днесь презираемы всеми, несут варварское иго». На обращении имеется помета Екатерины II. Императрица поручала передать автору обращения, «что содержание сего письма есть еще рановременное»[80].

Эта резолюция говорит о том, что после заключения мира с Турцией в декабре 1791 г. Екатерина II не желала возвращаться в своему Греческому проекту. Но в сокровенных мыслях российской императрицы Греческий проект присутствовал почти до конца ее дней. Характерно, что в ее кратком завещании, относящемся к 1792 г., где она главным образом высказывала пожелания относительно процедуры своих будущих похорон, имеется лишь одна, но весьма многозначительная фраза о ее наиболее крупных политических замыслах: «Мое намерение есть возвести Константина на престол Греческой восточной империи»[81]. При этом следует иметь в виду, что после завершения второй войны с Турцией центр внешней политики России переместился с восточных дел на европейские и выраженное Екатериной II в ее завещании намерение является скорее наказом ее преемникам, чем конкретной политической целью.

Но весьма вероятно, что при изменении международной обстановки Екатерина II была готова вернуться к своим планам относительно решения Восточного вопроса. О серьезности разрушительных замыслов императрицы против Османской империи не раз высказывались и ее внуки Александр I и Николай I. Так, Александр I в личном письме султану Селиму III в 1805 г. утверждал, что, в отличие от образа мыслей, которого придерживалась Екатерина II почти до конца своего царствования, сам он является сторонником нормальных отношений с Турцией. Николай I в 1853 г. во время своих известных бесед с британским послом С. Д. Гамильтоном-Сеймуром по Восточному вопросу заявлял, что в отличие от своей бабки Екатерины II у него нет честолюбивых замыслов, относящихся к Османской империи[82].

Несколько заключительных замечаний. Большинство историков, писавших о Греческом проекте, сводили его к обмену письмами между Екатериной II и Иосифом II в 1782–1783 гг. На самом же деле это была долговременная программа кардинального решения Восточного вопроса в интересах России с установлением ее преобладающего влияния на Балканах. Программа эта была подкреплена дипломатическими, военными и пропагандистскими акциями, а также некоторыми мерами в области внутренней политики, относящимися, в частности, к колонизации Новороссии. Разумеется, реальность осуществления Греческого