Валера, старший сопровождения, выходит из машины следом. Я отдаю краткие распоряжения его ребятам и забираю Валеру с собой. Мне понадобится кто-то, кто будет сохранять здравый рассудок, если у меня в голове коротнёт. И пусть я уже давно научился подавлять вспышки агрессии, если Леонид выйдет из себя, за себя не ручаюсь.

Срабатывает чуйка: что-то не так. Откуда знаю? Неважно. Просто чувствую.

Я взлетаю по лестнице, Валера движется следом, не отстаёт. В любой момент, стоит дать ему приказ, он кинется в бой, разорвёт на клочки каждого, кто будет представлять опасность. Например, Леонида.

Когда оказываюсь у Вариной двери, понимаю: внутри творится что-то неправильное. Тихое бормотание и приглушённый звук разговоров, переходящий в глухие крики, тому подтверждение.

Нажимаю кнопку звонка и так стою, не отрывая руки. Звук трелью разносится по квартире, и за дверью воцаряется тишина. Ну же, открывайте! Давай, Варя, докажи, что с тобой всё нормально. Даже если решила его простить, выйти за него, передумала бросать, просто открой мне и скажи об этом.

Но Варя не открывает.

И тут слабый писк, задушенный вопль заставляет меня покрыться мурашками и липким потом. Если я хоть что-то в этой жизни понимаю, то звуки эти – не радости, а мольбы о помощи.

Да плевать. Я просто открою эту дверь, а там будь что будет.

Варя не знает, что Иван Павлович, слесарь, дал мне запасной комплект ключей. Это не должно было стать очевидностью так скоро, но когда там, в квартире, происходит что-то странное, я не могу не вмешаться.

Когда-то мама ругала меня за повышенное чувство справедливости. Пророчила проблемы из-за этого, но годы идут, мне уже почти сорок, а ничего в моей башке не меняется.

Если кому-то плохо, мне хочется вмешаться.

Валера оттесняет меня в сторону, забирает ключи и сам открывает дверь.

– Если что, валите всё на меня, – заявляет без раздумий.

– Оставайся здесь, – прошу его и ступаю в квартиру.

– Помогите! – доносится со стороны кухни, и я спешу на голос, переступая через гору наспех брошенных мусорных пакетов.

В кухне беспорядок. Я только на миг останавливаюсь в проёме, а когда вижу, что происходит в комнате, иду вперёд. Хватаю Лёню за шкирку, оттаскиваю от распластанной по столу Вари, не обращая внимания на сопротивление, не задумываясь над тем, чему стал свидетелем.

Воцаряется гробовая тишина, а я встряхиваю Леонида так, что у него зубы клацают.

– Вали отсюда! – Варя первой приходит в себя, спрыгивает со стола и, отвернувшись к окну, торопливо поправляет мятую одежду. – Уйди, видеть тебя не хочу. И барахло с собой забирай!

Её голос звенит притаившейся в нём паникой, Варя едва не плачет. Старательно пряча взгляд, она выбегает в коридор, а я ещё раз встряхиваю Леонида, борясь с алой пеленой перед глазами.

– Ты слышал её? Проваливай, – сиплю и отталкиваю от себя Леонида, словно это крыса помоечная, о которую даже руки марать неприятно. – И да, ты уволен.

Наверное, я перестарался: Леонид, не справившись с гравитацией и инерцией, заваливается вперёд, неловко опираясь на расставленные руки, но быстро приходит в себя. Вскакивает и только взгляд на меня злой бросает. Молчит, а я вдруг замечаю расстёгнутую ширинку и приспущенные штаны. Что он тут сделать собирался? Мать его…

Не думать об этом, не представлять. Нельзя!

В коридоре пакетами шуршит Варя, ругается громко. Хлопают чужие двери, жужжат голоса – подъезд наполняется разбуженными соседями.

Варвара никого не замечает, выбрасывает мусорные мешки из квартиры, растирая слёзы по щекам. Молчаливый Валера, сурово нахмурившись, помогает ей, ни о чём не спрашивая. Просто знает, что так нужно.

– Варя, – Леонид подаётся вперёд, но я снова ловлю его, сгребая пятернёй одежду. Он смешно трепыхается, злится, но прижимаю его к стене, не оставляя пространства для манёвра.

– Пустите его, Дмитрий, пусть выкатывается! – Варя злится, а мне так хочется её к груди прижать, успокоить. Но разве могу после выходок Леонида? Даже коснуться теперь страшно, чтобы не напоминать, не сделать ещё хуже.

Говорят, что сексуальное насилие среди пар, находящихся в длительных отношениях, миф и не более, чем супружеский долг. Только всё это дерьмо, шитое белыми нитками. Леонид не имел права её трогать, если Варя не хотела. А она не хотела! Я понял это, стоило войти в кухню. Она сопротивлялась, и от мысли об этом сводит челюсть и хочется сломать кому-то не только нос, но и шею.

– Дмитрий Николаевич, – Валера качает головой, выразительно глядя на меня.

Я отпускаю Леонида, переступаю через его упавший на пол телефон, подхожу к Варваре. Она поднимает на меня совершенно больной взгляд, всхлипывает.

– Давай вызовем полицию, – говорю, но она судорожно втягивает носом воздух и дёргает головой. – Он пытался тебя…

– Нет, – отрезает. – Я сама, дура, его впустила. Нет. Пусть катится отсюда.

И добавляет тихонько:

– Выгони его, а?

Эта трогательная просьба разрушает последние барьеры, которые я заботливо выстраивал вокруг себя последние полгода.

Валера берёт грязную работу на себя: под протестующие вопли Леонида просто выталкивает его наружу и закрывает за собой дверь, оставляя нас с Варей наедине.

– Он больше к тебе не сунется, – обещаю, а Варя смотрит на меня недоверчиво. – Валера умеет убеждать.

– Он бандит?

– Нет, всего лишь мой верный охранник. Оруженосец.

– Валера его убьёт?

– Даже ни одной кости не сломает. Но убедит. Леонид не придёт больше. Веришь мне?

Варя отводит взгляд, молчит, только дрожит сильно. Я протягиваю руку и поправляю её одежду, стараясь не думать, от чего она измята. Просто делаю что-то, чтобы не сорваться.

– Ты плохо знаешь Лёню, – шепчет едва слышно и зябко поводит плечами.

– У тебя коньяк есть? – спрашиваю, а Варя взмахивает рукой в сторону комнаты.

– Там бар. Но зачем тебе коньяк?

За дверью тихая возня, и вскоре всё стихает, погружая нас с Варей в вязкую тишину.

– Ты выпить хочешь? – уточняет.

– Я за рулём, мне нельзя. А тебе нужно.

– Но я не…

– Нужно, слышишь? – я кладу ладони ей на щёки и, наклонившись, в глаза заглядываю. – Необходимо.

В комнате обнаруживается неплохой бар, я достаю бутылку коньяка и бокал. Наливаю щедрую порцию, протягиваю сидящей на диване Варе. Она с сомнением смотрит на меня, но бокал в руки берёт.

– Спасибо, – говорит, обнимая двумя ладошками бокал. – Не за коньяк, за то, что приехал.

Снова отворачивается, словно ей стыдно на меня смотреть.