— Красавчик Браммел действительно узнал нас!

Софи и Генри понимающе переглянулись. Казалось, он разделял ее мнение в большинстве вопросов; им было приятно в обществе друг друга, что весьма удивляло Софи, поскольку двоюродным братом Дьюхерста был лорд Гримшоу, которого она просто ненавидела. Кузены постоянно держались вместе, и Софи знала об их порочной репутации, но в Генри было нечто притягательное, обезоруживающее, и она старалась забыть о его отношениях с Гримшоу.

В прошлом году Генри осторожно намекнул, что был бы не против более близких отношений с ней, и Софи даже подумала, что если когда-нибудь захочет завести любовника, то сорокалетний Генри Дьюхерст будет наиболее подходящим кандидатом. Его манеры были безупречны, и он слыл очень богатым. В обществе также говорили, что если бы не Генри, то его старший брат давно бы обанкротился.

Все любили Генри. Единственное, что отталкивало в нем Софи, — так это его отношения с Гримшоу и прежняя дружба с Саймоном.

Леди Марлоу вдруг нахмурилась и внезапно спросила:

— Знаешь, меня всегда ставила в тупик твоя дружба с Саймоном. Ты никогда не поступал так, как остальные: не напивался до безобразия, не волочился за служанками, никогда не делал мне грязных предложений. Наоборот, ты был добрым и вежливым по отношению ко мне.

Генри искоса взглянул на Фиби и с огорчением заметил, что ее проницательный взгляд обращен на него.

— Ну, Саймон, в общем, был неплохим парнем. Я знаю, его репутация.., прискорбна, но он никогда не делал ничего плохого в моем присутствии.

— Как вы можете защищать его? — с горячностью воскликнула Фиби. — Он был бессердечным чудовищем! Он плохо относился к Софи и даже не позволил ей навешать нас после смерти матери!

Генри смутился и стал теребить шляпу.

— Да, я согласен. Он действительно был жесток с Софи, но среди джентльменов Марлоу мог быть вполне…

Обе дамы совершенно не разделяли его мнения, и весь оставшийся путь бедный Генри корил себя за этот промах.

Когда доехали до дома Грейсонов, леди уже смеялись над его остротами, и он понял, что прощен.

Поднявшись в комнату Софи, сестры сняли шляпки и длинные мантильи и стали обсуждать свою прогулку.

— А тебе здесь не скучно, Софи? Нужно постоянно переодеваться, посещать то один бал, то другой, поддерживать беседу с незнакомыми людьми. Тебя это не утомляет? Меня очень! И если бы здесь не было книжных лавок и библиотек, я бы возненавидела наше пребывание здесь. Конечно, на мне не лежит и половины тех обязанностей, что на тебе! И слава Богу!

Софи улыбнулась.

— Не стану лукавить, я действительно хочу поскорее вернуться домой. Хорошо будет снова оказаться в нашем милом Гейтвуде, правда?

Фиби разглядывала старшую сестру, и она казалась ей самым красивым, самым добрым и совершенным создание на свете.

— Ты собираешься провести всю жизнь в Гейтвуде рядом с нами? Ты уверена, что больше не выйдешь замуж и не уедешь?

В голосе Фиби было нечто такое, что заставило Софи пристально взглянуть на нее.

— О чем ты, милая? Думаешь, что я собираюсь покинуть тебя?

Фиби отвела взгляд, ее нижняя губа задрожала.

— Ты и не представляешь, как ужасно было после смерти мамы, когда мы с Маркусом остались в Гейтвуде совсем одни.

Софи сидела в кресле, но при этих словах поднялась и обняла сестру.

— Я больше никогда не оставлю вас одних. Если я когда-нибудь выйду замуж, хотя это маловероятно, то только за такого человека, который согласится, чтобы ты и Маркус жили вместе со мной. Я даже не буду рассматривать предложение мужчины, который не понравится тебе, или того, кто не захочет, чтобы мы жили вместе.

Фиби улыбнулась и лукаво заметила:

— Мне нравится мистер Дьюхерст.

— Неужели? — засмеялась в ответ Софи. — Ты меня сватаешь?

Фиби отрицательно покачала золотистой головкой.

— Нет, но он очень хороший, правда?

— Конечно, — согласилась Софи, — но я не собираюсь выходить за него. По правде говоря, я не могу представить мужчину, чьей женой мне страстно хотелось бы стать.

К ее ужасу, неожиданно перед глазами всплыли резкие черты смуглого лица лорда Харрингтона. Потрясенная чувствами, которые вызвал один только его образ, Софи отстранилась от сестры.

— Давай спустимся и посмотрим, дома ли Маркус. Ты сможешь рассказать ему про кавалера, который поклонился нам.

Разозлившись на себя за то, что позволила мыслям о лорде Харрингтоне завладеть ее воображением, Софи оставалась беспокойной весь день. Они с сестрой собирались провести вечер тихо и уютно, за чтением. Маркус, конечно, не вернется до поздней ночи. За эти дни юноша превратился в молодого джентльмена, и Софи старалась не довлеть над братом, что давалось нелегко. Маркусу исполнилось только девятнадцать, а Лондон был и оставался опасным местом для неискушенных.

Уже в дверях Маркус обернулся, улыбнулся ей и сказал:

— Мы вместе с Сатклифом и Джарретом собираемся в один из игорных клубов. Обещаю не проиграть семейное состояние.

— Будем надеяться! — колко отозвалась Фиби. — Привычки дяди Эдварда очень скверные.

Лицо Маркуса потемнело, и он недовольно посмотрел на младшую сестру.

— Я не барон Сковилль. — И, поклонившись, он вышел из гостиной.

Слава Богу, Маркус с его страстным желанием покрасоваться в лондонском обществе не проявлял, однако, никакой склонности к распутной жизни или азартным играм. Его развлечения были совершенно безобидными: стрельба, боксирование, петушиные бои, травля медведя, выставка лошадей.

Вечера он проводил обычно в компании двух своих близких друзей, посещая с ними балы, приемы, а иногда и игорные дома, которыми так изобиловал Лондон.

Правда, беспокоила его дружба с сэром Альфредом Колдуэллом, но поскольку Маркус не проявлял никакого желания стать соблазнителем юных особ и не собирался дни и ночи напролет пьянствовать и играть в карты, то Софи гордилась им. Не то что дядей Эдвардом…

Софи нахмурилась. Родственник не только нерегулярно предоставлял деньги на содержание Маркуса и Фиби, хотя и был их опекуном, но с потрясающей быстротой разбазаривал состояние их отца. И Софи ничего не могла с этим поделать, пока Маркусу не исполнится двадцать один год.

Когда она приехала в Гейтвуд после смерти мужа, то первым делом нанесла визит семейному адвокату, мистеру Томасу Браунеллу. Он был очень рад видеть ее, поскольку его действительно волновало положение семьи, но новости, которые он сообщил, оказались тревожными.

Барон Сковилль не имел никакого контроля над ее имуществом, но вот с состоянием брата и сестры дело обстояло иначе.