Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но куда же делся Артур?
Она вдруг заметила, что одна из книжных полок, в действительности являясь тайной дверью, стоит приоткрытая.
Анжела подошла к ней – и услышала сдавленные стоны и крики. Она похолодела, не зная, что и делать.
В этот момент из-за полки на нее шагнул Артур, на красивом лице которого застыла странная гримаса.
Его рубашка была расстегнута, грудь вздымалась.
– Извините… Я не хотела мешать… – пролепетала Анжела.
Прикрыв дверь-полку, Артур ответил:
– Не извиняю. Входить в мой кабинет, и это общеизвестно, никому нельзя. Ни при каких обстоятельствах. Поэтому не извиняю.
И вдруг безо всякого предупреждения ударил Анжелу по лицу тяжелой узкой ладонью.
Девочка вскинулась, хватаясь за щеку и ощущая, как у нее в ушах зазвенело.
Артур же, переменившись, своим обычным любезным тоном заметил:
– Ты хотела со мной поговорить? Чем могу помочь?
Кажется, он на полном серьезе полагал, что она поведет с ним нормальную беседу после того, как он ударил ее по лицу.
Анжела выбежала прочь и бросилась к маме.
Она застала ее в будуаре, где доминировали перламутровые тона: так захотел Артур.
Сидя перед зеркалом в золоченой оправе, мама, все в том же нелепом вечернем платье и с бриллиантовым колье на шее, расчесывала длинные волосы и беззвучно плакала.
Ринувшись к ней, Анжела запричитала:
– Мамочка, нам надо отсюда уехать, как можно быстрее…
Ахнув, мама взяла ее за подбородок.
– Дочка, что случилось? У тебя на лице такой ужасный кровоподтек… Откуда?
Анжела сквозь слезы ответила:
– Ночью в душе поскользнулась, мама!
Дверь в будуар распахнулась, и это несмотря на то, что Анжела точно помнила: она закрыла дверь изнутри на ключ.
На пороге стоял Артур, как всегда безупречный и абсолютно невозмутимый.
Значит, у него были ключи от будуара мамы – вероятно даже, от всех комнат его волшебного особняка, вдруг превратившегося в замок злого колдуна.
– Ты ударил мою дочь? – произнесла мама дрожащим голосом. – Ты же обещал, что не тронешь ее…
Артур приблизился к ним.
– Она нарушила правила. Это заслуженное наказание. Я никогда не причиняю никому боль без причины.
Схватив расческу со столика, Анжела бросилась на Артура, но тот рукой легко перехватил ее запястье и сжал его стальной хваткой.
– Я могу его вывихнуть или даже сломать, но делать это не буду. Сейчас не буду. А в другой раз сделаю.
Анжела безоговорочно поверила его угрозе.
Отпустив ее, Артур любезно произнес:
– А теперь иди спать.
– Но я не хочу…
– Иди спать!
Мама быстро произнесла:
– Дочка, прошу тебя, иди спать!
Анжела вышла прочь, однако не отправилась к себе в спальню, а притаилась в коридоре. Через минуту-две из будуара вышла бледная, заплаканная мама, сопровождаемая Артуром.
Анжела проследила, что он отвел ее в кабинет. Выждав несколько минут, она подошла к двери, из-за которой не доносилось ни звука.
Приоткрыв ее немного, Анжела увидела часть стола. Она распахнула дверь шире.
В кабинете никого не было.
Она уже знала, куда делся Артур, на этот раз вместе с мамой. Полка-дверь в этот раз была закрыта, и Анжела попыталась сдвинуть ее, однако тщетно: какие бы книги она ни вытаскивала, какие бы завитушки на резьбе ни нажимала, полка с места не сдвигалась.
Мама была там, в этом подвале – вместе с Артуром.
От мысли об этом у нее пошли мурашки по телу.
Понимая, что в логово ее нового папочки она не проникнет, Анжела поднялась в комнату к братцу.
Никитка уже спал, мерно посапывая с улыбкой на личике.
Ну, по крайней мере, хоть кто-то счастлив в этом ужасном замке.
Анжела уже провалилась в сон, когда вдруг ощутила, что кто-то схватил ее за руку. Распахнув глаза, она увидела Артура, зависшего над ее кроватью.
– Я имею возможность отслеживать ваши передвижения по дому. Поэтому я увидел, что ты вошла без разрешения в мой кабинет в первый раз. Как, впрочем, и во второй. За первое непослушание ты была наказана. И я сообщил, какое наказание тебя ждет за второе. Я пришел привести его в исполнение.
И он с ужасным хрустом повернул ей запястье.
Приехавший по вызову самого же Артура врач, не сказав ни слова и не задав ни единого вопроса, сделал Анжеле, которая все еще была не в состоянии осмыслить произошедшее, укол обезболивающего, наложил гипс и отбыл.
Все это происходило в гостиной на первом этаже и казалось сюрреалистичным. Артур, сломавший ей запястье (врач, явно профессионал своего дела, моментально определил это), теперь, практически как родной отец, заботился о ней, даже лично приготовил чай (прислуга на ночь не оставалась) и положил ей руку на плечо, пока доктор колдовал над вспухшим запястьем.
Ужаснее всего была даже не боль, даже не обида, а именно эта пудовая рука, покоившаяся на ее плече и словно прожигавшая ее.
Мамы не было, и это заботило Анжелу больше всего. Что он с ней сделал?
Когда врач отбыл восвояси, Анжела спросила:
– Где мама?
Артур, усмехнувшись, ответил:
– Мама занята, но к утру освободится.
Анжела закричала:
– Где мама? Мы немедленно уезжаем отсюда…
Артур схватил ее второе, здоровое, запястье.
– Не надо мне перечить. Иначе придется понести наказание. Я могу сломать и это тоже. Или второй раз уже сломанное. В конце концов, подумай о своем милом братике…
Анжела в ужасе закрыла глаза.
В плену у кого они оказались?
Похоже, у крайне богатого, влиятельного и столь же сумасшедшего субъекта, который получал удовольствие от…
От боли других людей.
– Пожалуйста, не надо… – попросила Анжела, и Артур отпустил ее руку.
– Это зависит исключительно от тебя. Ты и твой братец мне без надобности. А вот твоя мама…
– Что с ней?
Артур ответил:
– Ты устала, тебе нужен целебный сон. Вот, прими.
Он подал ей таблетку.
Розовую.
И даже бокал воды, который самолично наполнил. Еще бы, у него ведь работали обе руки. Никто ему правое запястье не сломал.
А надо бы.
– Не буду!
– Пей! И помни о благе своей мамы.
Схватив таблетку, Анжела сунула ее в рот и запила водой.
– Молодец. Открой рот. Высуни язык. Я должен убедиться, что ты не прячешь ее за щекой. Отлично.
Чувствуя, что в голове у нее начинает гудеть, Анжела заплетающимся языком произнесла:
– Вы меня отравили?
Артур положил ей руку на плечо.
– Нет, это всего лишь сильное седативное. Тебе нужен целебный сон…
Сон… Сон… Сон…
В себя Анжела пришла от того, что кто-то ее теребил. С
