возрастных рожениц, которые пришли сюда уже по третьему или четвёртому кругу. Ему бы место где-нибудь на подиумах или обложках модных журналов, а может даже на съёмочной площадке кино, но Михаил Константинович, Мишаня для своих, вот уже десять лет работал за скромную зарплату врача в роддоме небольшого старинного городка.

Заглянув в обменную карту, которая у беременной к счастью, была с собой, он пожевал губами и нахмурился.

– Так, осмотр будем проводить не здесь, сейчас мы вас поднимем наверх, – сообщил он Людочке.

– А что такое? Почему? Что-то не так, да? Ну, я понимаю, что ещё рано, но у меня ведь уже девятый месяц беременности, наверное, это не так страшно?

– Срок у вас на данный момент тридцать пять недель, началась тридцать шестая, а срочные роды, то есть те, что происходят в срок, – пояснил Михаил Константинович, – Считаются от тридцати восьми недель. Так что, безусловно, рановато, но я думаю, ничего особо страшного, сурфактант в лёгких плода уже образовался, да и подколем препарат, с этим проблем возникнуть не должно. Меня другое беспокоит.

– Что, доктор? – Людочка дрожала, лёжа на кресле, и от стыда, и от холода клеёнки, подстеленной под таз, и от болезненных спазмов, которые сводили живот время от времени, и от страха перед неизвестностью, – С малышом ведь всё будет хорошо, правда? У меня муж военный, он сейчас в командировке на Кавказе, но скоро уже вернётся. Осталось вот всего две недели. Он так ждёт сына. У нас мальчик будет, по УЗИ сказали…

– Всё будет хорошо, даже не сомневайтесь, – ободрил девушку Михаил Константинович, и погладил её по плечу, – Сейчас поднимем вас и осмотрим, а дальше решим.

– Хорошо. Я поднимаюсь с кресла?

– Нет, вам помогут перелечь на каталку, и поднимут на каталке.

– В родзал? У меня начинаются роды? Почему я не могу идти сама?

– В смотровую, – уклончиво ответил Михаил Константинович.

– А здесь не смотровая? – ничего не понимая спросила Людочка.

– Смотровая. Но общая. А нам нужна смотровая при операционной.

– Меня что, будут оперировать? – слёзы потекли по щекам девушки.

– Возможно. Даже скорее всего, если УЗИ подтвердит то, что написано в вашей обменной карте на последнем УЗИ-обследовании.

– А что там?

– Вам совсем ничего не объясняют в консультациях? – раздражённо спросил врач, но тут же отругал себя за эмоции, девочка молоденькая, и без того уже напугана, может просто из-за страха забыла всё, такое бывает, а паника ей сейчас ни к чему, в роды женщина должна идти в полном душевном покое, и он уже мягко добавил, – У вас краевое предлежание плаценты. Плюс недоношенная беременность. Так что, едем наверх.

И доктор, с картой беременной под мышкой, поспешил к лифту, вслед за каталкой с Людочкой.

Глава 13

В смотровой, прилегающей к операционной, ярко горел верхний свет, отчего белоснежные стены казались невидимыми, и чудилось, что вокруг бесконечное, не имеющее границ пространство, где хаотично раскиданы прямо в невесомости предметы: раковина с антисептиком под локоть, шкафчик с инструментами у стены, невысокий манипуляционный столик, и такое знакомое женщинам страшное кресло – главный хозяин кабинета.

Людочка с опаской озиралась по сторонам, дверь в операционный зал, что располагалась прямо напротив смотровой, была открыта, и девушка увидела край стола с раскинутыми в стороны отводами для рук, отчего стол похож был на крест, и Людочка на миг увидела себя распятой на нём, с закрытыми глазами, белую, как простыня и бездыханную. Она заплакала от страха неизвестности и жалости к себе и своему ребёнку, что бился под сердцем.

– Что с вами? Больно? – встревожился Михаил Константинович.

Людочка молча покачала головой, не в силах сказать ни слова.

В эту минуту из операционной показалась невысокая стройная медсестра, в медицинском костюме, шапочке и маске. Она подошла к каталке, на которой лежала Людочка, и огромные зелёные глаза глянули поверх маски на девушку, так, что у той вдруг слегка закружилась голова.

– Здравствуйте, Михаил Константинович! – вежливо, но с силой и достоинством, что чувствовались в каждой нотке, произнесла медсестра.

– Здравствуйте, Ада! А где у нас акушерки? Мне нужно срочно осмотреть роженицу.

– А я вам помогу. Акушерки в соседнем зале, на родах.

– Как вас зовут? – мягко обратилась она к Людочке.

– Людмила.

– А меня Ада, – улыбнулась медсестра, – Давайте мы с вами переляжем на кресло, чтобы доктор мог вас осмотреть.

– Скажите, а меня будут оперировать?

– А это нам скажет Михаил Константинович. Но что бы ни было, это будет наилучший вариант для вас и малыша, главное – слушайтесь доктора, хорошо? Ваш настрой – это уже восемьдесят процентов успеха, поверьте моему опыту.

– Спасибо, – в глазах Людочки мелькнула надежда, что всё не так страшно. Слова медсестры ободрили её, – А вы врач?

– Нет, – улыбнулась Ада, помогая Людочке перебраться на кресло, – Я операционная сестра и акушерка в одном флаконе, у нас в медицине такое сплошь и рядом, мы мультифункционалы. А теперь расслабьтесь и немножко потерпите, осмотрим ваши родовые пути.

Ада взяла со столика флакон с желтоватой жидкостью и полила между ног девушки, проводя зажатым в корнцанге тампоном. В это время доктор обработав руки, надел стерильные перчатки и подошёл к креслу.

– Вот так, всё хорошо, смотрим, – внимательно осматривая роженицу, приговаривал он.

Вынув руку, он нахмурился – перчатка была в крови.

– Бригаду быстро, – шепнул он на ухо Аде, так, чтобы не слышала Людочка. Не стоит пугать её, иначе может подняться давление и закровит так, что мама не горюй. Успеем сообщить. А пока…

– Узиста запроси там к нам, – крикнул он вслед Аде.

Через несколько минут в смотровой уже был второй врач. Он подвёз аппарат из угла к креслу, и быстро принялся водить датчиком по животу роженицы.

– Так и есть, краевое, вот оно, – кивнул он Михаилу Константиновичу, – Допплер в порядке.

Михаил Константинович кивнул в ответ.

В смотровой вернулась Ада.

– Мы готовы. Иван Афанасьевич моется. Через две минуты все на месте.

Михаил Константинович повернулся к Людочке и быстро и чётко заговорил:

– Так, моя хорошая, будем делать экстренное кесарево, но тихо, тихо!

Он поднял палец вверх:

– На слёзы времени нет, тебе и так бы сделали кесарево, только плановое и позже. Так что тут без вариантов. Ты должна понимать, что это не шутки, кровь не водичка, в любой момент может отрыться проффузное кровотечение, поэтому медлить нам нельзя. Всё пройдёт быстро, ты будешь спать, а когда проснёшься уже будешь мамочкой! Всё, некогда болтать, едем в операционный зал.

Людочку быстро ввезли на каталке в страшную комнату, где стоял тот самый стол с раскинутыми в стороны подрукавниками. Он застелен был желтоватой простынёй, на вид совершенно грязной, в разводах, но Людочка знала, это стерильные простыни, она видела в кино, как они выглядят – вид тот ещё, но это оттого, что их обрабатывают очень горячим паром в специальной печи, кажется она называется автоклав.

Людочка удивилась – сейчас решается вопрос жизни и смерти её и её ребёнка, а она почему-то стала совершенно спокойной, хотя ещё пару минут назад паника накрывала её с головой, до тошноты, до судорог в ногах, а сейчас она лежала и вспоминала фильм про медиков и то, как обрабатывается стерильное бельё…

Людочка перевела взгляд в сторону и увидела, что Ада смотрит на неё в упор, пристально и обжигающе, при этом руки её перебирают инструменты, раскладывая их на столе. И Людочка ощутила вдруг, что именно этот взгляд гипнотических зелёных глаз и привёл её в это странное состояние покоя и умиротворения. Она улыбнулась Аде, чувствуя как между ног потекло что-то горячее.

– Быстрее! – раздался громкий крик, и анестезиолог приложил к лицу Людочки маску.

Людочка посмотрела наверх. Там, в слепящем свете бестеневой лампы, она увидела вдруг лицо своей мамы, которой не стало четыре года назад. Мама ласково глядела на неё и кивала головой.

– Я умираю, – было последним, что промелькнуло в покидающем её сознании, и Людочка погрузилась во тьму.

***

Иван Афанасьевич одним быстрым движением переложил младенца в подставленную пелёнку, передав в руки акушерки