Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас редактирую эти строки и вдруг осознаю, что пишу-то эту книгу – взрослым – и о детях тоже! Пишу про «зеркала»! Видимо, что-то во мне уже тогда в детстве срезонировало с чем-то таким, что эта тема для меня актуальна до сих пор. Удивителен узор жизни – только сейчас это подобие заметила!
Позволю себе привести еще один пример из собственной жизни.
«Мне тоже было 13 лет»
Я тогда еще не была психологом. У меня разладились отношения со старшей дочерью-подростком. Я никак не могла найти к ней подход. Любые мои попытки наладить с ней контакт дочь просто игнорировала. И однажды я просто предложила ей сесть рядом и поговорить.
Дочь всем видом демонстрировала, на мой взгляд, свою независимость и полное нежелание общаться, но все-таки села на диван рядом со мной. Я не знала, как начать разговор с ней, чтобы опять не наткнуться на выпущенные «подростковые иголки». Обычно дочь говорила: «Ты же мама… тебе не понять…»
Я боялась опять услышать эти слова. И неожиданно даже для самой себя я вдруг поняла: «Она ведь меня кроме как „маму“ и не видит!» И я сказала дочери: «Слушай, давай познакомимся, а? Меня зовут Лиля. Я женщина, мне 35 лет». У дочери, как сейчас помню, округлились от изумления глаза. Она с интересом посмотрела на меня. Я продолжала: «Мне тоже когда-то было 13 лет. Я тоже ссорилась с мамой. Если хочешь, я расскажу тебе о себе еще». Дочь кивнула.
Тот разговор был переломным моментом в наших отношениях, но, конечно, не решил всех проблем. Но дочь явно стала меня видеть не только как маму. А как женщину, которая тоже когда-то была девочкой.
Я тогда совсем не философствовала о «безусловной материнской любви». Я просто хотела, чтобы наши отношения с дочерью наладились. Интуитивно я тогда сообразила, что нужно этот барьер «мать-дочь» убрать. Нужно выстроить какой-то другой мостик. И этим мостиком стало, прежде всего, мое открытие, что в отношениях с дочерью я для нее должна стать не «только мамой».
Я надеялась, что и дочь сделает открытие – на уровне чувств, что мама «тоже человек», что мама «тоже была когда-то 13-летней девочкой». То есть мне тогда стало важно, чтобы мы обе ощутили нашу принадлежность к другим общностям кроме семьи. После этого случая с дочерью я поняла, что для понимания нужно уметь найти что-то общее, что может объединить.
Понимание связано с умением каждый раз найти еще что-то общее, что может объединить.
Но здесь следует кое-что добавить. Это мое толкование тех событий, и такое понимание мне помогло тогда искать новые способы взаимопонимания между мной и взрослеющей дочерью. Моя взрослая дочь сейчас вспоминает тот эпизод иначе. То есть тогда процесс понимания для нее был связан с другими вещами. Но главное, что мы старались найти то, что могло нас объединить.
Наверное, поиск чего-то, что может объединить людей, восстановить связь между ними, можно сравнить с действиями изучающих слона слепцов из известной притчи. Напомню ее кратко. Пятеро слепцов наткнулись на слона. Погонщик, который сидит верхом, говорит: «Отойдите, это слон!» Слепцы, которые столкнулись со слоном впервые, пытаются наощупь понять, что же такое «слон». Для одного, ухватившегося за хвост, слон показался веревкой, и он уверенно пытается остальным доказать, что «слон – это веревка». Другие начинают спорить: «Слон – это стена!», «Нет, слон – это столб!», «Нет, слон – это шланг!» и т. д.
Мы с дочерью тогда напоминали таких слепцов, тоже наткнулись на что-то, что никак не могли понять. У каждой из нас была своя правда, но за ней точно скрывалось что-то единое, что было отражением наших «правд».
Можно даже говорить о том, что именно признание общности дает возможность признания и разницы между людьми. Это основа понимания того, что «каждый прав по-своему». В примере с моей дочерью признание того, что мы обе «были девочками», несколько нас объединило и дало возможность продолжить разговор уже на другие темы, где наши точки зрения различались.
Признание общности дает возможность признания и разницы между людьми.
У детей в подростковом возрасте и их родителей происходит известная всем история – обостряется извечный конфликт отцов и детей, конфликт разных поколений и не только.
Со старшей дочерью он проявился у меня более явно, а младшая дочь, став уже взрослой, спрашивала меня: «Мам, а почему мы с тобой не ссорились, когда я была подростком?»
Я же вспоминаю тот период таким же непростым, как и со старшей дочерью. Да, мы не ссорились. Но я, наученная опытом, уже понимала, что «часть слона – это не весь слон», и терпеливо старалась «изучать всего слона».
Действительно, нахождение понимания и общности между людьми – это непростой процесс. Но это условие подключения к нашей врожденной способности общаться. Наверное, неслучайно «общение» и «общность» – слова одного корня.
Нахождение общности – это условие подключения к нашей врожденной способности общаться.
Любовь – это тоже взаимодействие, общение. Может быть, в основе всех видов любви лежит эта способность – способность обнаруживать общее?
Несчастные гусята из опытов Лоренца удовлетворяются той мамой, которую нашли, и живут себе дальше как живется. Детеныш обезьяны в экспериментах Харлоу «доволен» мамой-мягким манекеном. Животные принимают своих детенышей такими, какие они есть, их детеныши не пытаются своих матерей переделать. Или нам это так только кажется?
Одни люди всю жизнь ищут родную маму, которой не знали, другие бросают своих матерей. Почему? Может быть, важно найти еще и другое ощущение похожести, общности, кроме одного ключевого признака похожести? И что для человека является «самым» ключевым признаком «похожести»?
Упомянутая ранее клиентка, которую соблазнил мужчина, рассказывала о том, что изначально в отношениях с тем мужчиной она чувствовала некоторый внутренний дискомфорт, но подавила его, так как тот действительно изысканно ухаживал. На внешнем плане все было очень приятно.
Почему же клиентка не доверилась своим внутренним ощущениям, почему же «потеряла голову»?
В этом своем поведении она стала напоминать утят из других опытов Конрада Лоренца.
Бьющая мама
В одном из опытов с утятами первым материнским объектом стала механическая деревянная мама-утка. Утята бегали только за ней, не признавая реальную маму-утку, которая их высиживала, но появилась в поле их зрения после рождения гораздо позже, чем «деревянная мама».
Лоренц усложнил опыт тем, что деревянная утка стала бить утят током, когда они забивались под ее деревянное крыло. Утят отбрасывало, но они продолжали неизменно возвращаться к «бьющей маме».
Вот и клиентка почувствовала сразу внутренний дискомфорт, но его подавила, как утята «забывали» об ударе током. Какой же образ ввел женщину в обманчивые отношения? Какое внутреннее подобие притянуло ее к этому мужчине? История клиентки для меня только начинает разворачиваться, и я могу только предполагать, что было движущей силой отношений в этой истории.
