Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Туркафинвэ и Куруфинвэ-младший обернулись и увидели большую компанию юных Нолдор, в основном в синем. Все они были вооружены игровыми луками, из которых нельзя было не только убить, но даже серьёзно ранить мелкую птаху.
— Ещё чего, — хмыкнул беловолосый Феанарион, запрыгивая на лошадь.
— Не уйдёшь! — заявил черноволосый мальчишка с тяжёлым взглядом.
Рядом с ним подбоченился золотоволосый юноша, гордо смотревший на перводомовцев.
— Мой отец говорит, будто ты хорошо охотишься, потому что язык зверей знаешь, — заявил он Туркафинвэ, — а я и без магии могу любую дичь выследить!
— Халиндвэ, — подошедший взрослый эльф укоризненно покачал головой.
— Пап, мы играем!
Беловолосый Феанарион хотел уже отвернуться и продолжить путь, как вдруг из толпы детей выскочила девочка, ещё совсем юная, но уже по-женски привлекательная. Одетая так, словно взяла вещи старшего брата, эльфийка с чёрными косами в одно мгновение перемахнула овраг, подбежала к Хуану и принялась его тискать.
— Ириссэ! — устало поднял глаза Туркафинвэ, думая, как лучше объяснить втородомовской принцессе, что не стоит считать охотничью собаку игрушкой. — Надо было спросить меня, можно ли…
— Да? — перебила дочь принца Нолофинвэ и, смотря на сына Феанаро с кокетливым выжиданием, подошла к лошади. — Может быть, в следующий раз спрошу.
— Косички тебе мама заплела? — язвительно хмыкнул Феаноринг, но вдруг запнулся: Ириссэ грациозным движением изогнула спину, подняла голову, вытянув шею, развязала синюю ленту, и волосы, обретая свободу, посыпались по спине и плечам.
— Мама заплела, а я расплету! — заявила принцесса и в следующий миг оказалась на лошади впереди Тьелкормо. — Поехали, т-говорящие аманэльдар. Знаете, что обещала Валиэ Йаванна Кементари? Царица Земли сказала, что хочет создать разные виды коз и антилоп! И мы сможем придумать для них разные формы рогов!
— Теперь чёрным и золотым кошкам будет интереснее охотиться, — кивнул Туркафинвэ, понимая, что думает совсем не про животных.
— И нам тоже! Сколько можно будет развесить трофеев на стенах! — Ириссэ восторженно сложила ладони. — Ты знаешь, что у меня до сих пор нет собственной леопардовой шкуры?
— А львиная есть? — не зная, зачем, беловолосый Нолдо осторожно обнял эльфийку за талию. По её реакции стало похоже, что именно этого она и ждала.
Несмотря на троих всадников, конь поскакал легко и быстро. Пение стало громче, и среди переплетённых радостных тем заиграл чарующими красками плач о Весне Арды. Валиэ Йаванна Кементари вдохновенно творила новые виды животных, но печалилась о том, что теперь нельзя свободно и безоглядно создавать новое, приходится подстраиваться под то, что изменить уже нельзя.
И пропитанная тоской о прошлом Тема то и дело заходила в тупик.
Примечание к части Ариэн от Ирины Николаевой
https://vk.com/photo-49790494_457240366
https://vk.com/photo-49790494_457240367
Использованы тексты песни гр. Черный кузнец "Черный кузнец" и песня Ясвены "Феникс" Феникс
Дверь мастерской захлопнулась, щёлкнул замок, тяжёлый стол с грохотом припёр створки, одно за другим закрылись окна, и серебристый свет Древа Телперион угас, остался лишь алый отблеск огня очага. Конечно, это не была кузница Вала Ауле, поэтому не получилось бы работать с платиной, да и стальные перила не украсились бы ажурными завитками, однако для того, чтобы сжечь здесь всё вместе с собой, жара хватило бы с избытком.
В огонь полетели смятые записи с полок шкафов, столов и столиков, из многочисленных ящиков и тумбочек. Некоторые листы, словно не желая погибать, падали на пол, в последний раз напоминая о себе, будто доказывая, что всё ещё востребованы, пытаясь сказать, как были важны и дороги, но лишь сильнее раня сердце своего хозяина. Дрожащие от бессильной злости руки сгребли с каменных плит исписанный безукоризненно ровными и красивыми тенгвами пергамент из овечьей кожи и бумагу из шёлка, взгляд горящих бесцветно-серых глаз остановился на стихах, написанных после очередной ссоры с отцом:
«Пламя играет,
Льётся свет.
Прошлое тает,
Но надежды нет.
Пламя играет,
Но надежды нет.
Горн раскалён,
Гудит в печи огонь
Лихих сердец.
Ты — никто!
Здесь я — всему венец!
Сквозь дым пройдёшь
И сам, войдя в огонь, поймёшь,
Что есть свет и тьма!»
С особой злостью порвав лист, старший сын прославленного мастера и языковеда, главы Первого Дома Нолдор — великого Феанаро Куруфинвэ, швырнул в пламя стихи, выругался и, зажмурившись, прислонился спиной к украшенной звёздной лепниной стене.
Слушая потрескивание разгорающегося огня в печи, Нельяфинвэ Майтимо Руссандол открыл глаза и увидел незамеченную ранее стопку бумаг. Ярость постепенно угасала, записи больше не вызывали ненависти, оставалось лишь желание довести начатое до конца. Сжигать — так всё!
Словно после долгой работы над сложным заданием отца, с трудом отойдя от стены, старший Феанарион посмотрел на последние листы: это оказались любовные послания жены, написанные словно для отчётности, мол, надо, положено — получай, и рисунки дочери, один из которых заставил снова вспыхнуть злобу: на фоне голубого неба ребёнок нарисовал счастливыми себя, маму и папу, а рядом — дедушку Феанаро в образе жуткого чудища из сказок о страшном Средиземье.
Письма и картинки полетели в пламя, но горели медленно, словно желая помучить своего палача, прежде чем распасться прахом и исчезнуть навек.
«Сгорит одно — возродится другое», — пропели языки огня, танцуя под музыку Изначальной Темы Творения, неслышимой для эльфа.
Пламя вспыхнуло ярче и прекрасной сияющей птицей выпорхнуло из очага. Осветив алым и золотым мастерскую, Огненная Майэ, размером с павлина, села на стол, уцепившись когтистыми лапами за край. Могучие крылья с двумя длинными перьями-завитками снизу аккуратно сложились за спиной, хвост, достающий до пола, зашуршал по плитам. Опустив пушистый рыжий хохолок, птица внимательно посмотрела на Майтимо проницательными пылающими глазами, и слепящий жар начал угасать, становясь текучим и застывая разноцветным стеклом.
Птица снова вскинула крылья и спрыгнула со стола прекрасной девой с волосами цвета красной протеи, теперь лишь горящие слепящим огнём зрачки выдавали одну из пламенных Айнур.
— В Благословенном Крае кто-то загрустил? — с проглядывающей сквозь ласку в голосе иронией