– Иван Алексеевич! Голубчик!

Семенов растерянно обернулся. Из экипажа выглядывало веселое и довольное собой и жизнью лицо Энгельгардта.

– Пожалте ко мне, Иван Алексеевич! Я слышал, вы в отставку подали?

Семенов мрачно кивнул.

– Оч-чень хорошо! – самодовольно ощерился Энгельгардт. – И деньги, как я понимаю, вам нужны…

Семенов насупился. Он категорически не понимал, что в этом хорошего, как не принимал и этого то ли бодряческого, то ли издевательского тона. И если бы не уважение…

– Ну что же вы стоите? – хохотнул Андрей Карлович. – Извольте в мой экипаж! У меня для вас крайне интересное предложение имеется!

Семенов и сам не знал, почему стерпел неуместный смех и откровенно издевательский тон, вот только с этого момента вся жизнь поручика перевернулась еще раз. Потому что Энгельгардт знал то, что, пожалуй, во всем Петербурге знали не более десятка человек: двое суток назад было принято окончательное решение о начале строительства русской железной дороги стратегического назначения – от Читы до Владивостока. Прямо через Маньчжурию.

Весь проект был детищем Витте – молодого, самолюбивого либерала, однако этой новости обрадовались везде – в Главном штабе в первую очередь. Никого не удивило, что Китай одним из главных условий выставил отсутствие русских войск на своей территории, но военные уже знали, как обойти это требование. Буквально на следующий день после подписания соглашения штабисты принялись составлять списки желающих подать в отставку и выехать в Китай в качестве коммерческой охраны строительства «добровольцев» – военных топографов, военных инженеров и прочих военных чинов.

Семенов слушал Энгельгардта и не верил. Его отставка при условии принятия предложения Андрея Карловича легко превращалась в пустую формальность и, более того, оборачивалась двойным жалованьем и ускоренным получением очередного воинского звания. Да, теоретически вице-адмирал Алексеев мог и помешать поручику Семенову восстановиться в армии, но только теоретически. Можно было дать руку на отсечение, что пути начальника Тихоокеанской эскадры и обычного поручика Охранной стражи КВЖД не пересекутся более никогда.

– Ну, что, голубчик? Поедете со мной в Китай? – хохотнул при расставании Энгельгардт. – И не бойтесь, долго в охране числиться не придется. Уж я найду способ вернуть вас в элиту русской армии. Завтра же рапорт на вашу персону подам.

Через день поручик Семенов оставил распоряжение о переводе части жалованья на имя сестры и полный надежд выехал на Дальний Восток. А едва пересек Амур, как остался и без покровителя, и без ясных перспектив.

* * *

То, что тела русских воинов, погибших от рук хунгузов, уже переправили на тот берег, а переправлял их тот самый единственный выживший парень, Курбан выяснил быстро. Но вот взойти на огромный, извергающий клубы черного дыма пароход он так и не решился, помаялся на причале около часа, а затем сунул одну из оставшихся от Курб-Эджен старых золотых монет шустрому китайскому перевозчику по имени Бао. Вместе с огромной китайской семьей не без опасений влез в гнилую, рискованно качающуюся лодку, а едва ступил на русскую землю, как подъехал казачий разъезд.

– Эй, Бао! – крикнул самый представительный казак. – Тебе сколько раз говорили, чтобы ты на этот берег больше оборванцев не возил?!

Бао согнулся в три погибели и стремительно подбежал к русскому начальнику. Вытащил из рукава несколько купюр и с поклоном протянул.

– Это мой дедуска, Зиновий Феофаныц! В гости привез!

– Убери свои деньги, – раздраженно промолвил пожилой казак и повернулся к своему юному помощнику: – Сходи проверь…

Тот лихо соскочил с коня и подошел к выбравшемуся из лодки огромному китайскому семейству.

– Кто такие? Где бумаги?

Китайцы переглянулись – они не понимали ни слова, а Бао все еще пытался что-то объяснить главному казачьему начальнику.

– Ну? – уже с угрозой повторил казак, и Курбан тронул за рукав самого старого китайца.

– Его превосходительство спрашивает, где ваши документы…

Тот заметался.

– Мы работать приехали, – заглядывая в глаза Курбану, тревожно залопотал он. – Мы не хунгузы. Скажи его превосходительству…

– Китаец работать приехал, ваше превосходительство, – скупо перевел Курбан.

Казак усмехнулся и обошел кругом сложенный на земле небогатый китайский скарб.

– Ясно, что работать, на что вы еще годны… Контрабанда есть?

Курбан замешкался; он не знал, что значит русское слово «контрабанда».

– Чай… опиум… серебро… – пояснил пограничник.

Курбан с облегчением вздохнул и принялся стремительно переводить.

– Его превосходительство спрашивает, что вы привезли ему в подарок: чай, опиум, серебро…

Китайцы переглянулись и с явным облегчением бросились разбирать скарб. Наконец отыскали нужное, и старик с поклоном выступил вперед и протянул небольшой бумажный сверток.

– Самый лучший опиум для вашего превосходительства, – синхронно перевел Курбан.

Казак покраснел, кинул быстрый взгляд в сторону своих и… протянул руку. Китайцы разулыбались; они уже видели, что договориться удалось.

– Порядок! – развернулся к своим казак и незаметно сунул сверток в карман. – У этих все чисто!

Начальник высокомерно кивнул и, сунув только что полученные от перевозчика купюры в рукав, сурово покачал головой.

– Смотри, Бао, чтобы в последний раз. Еще раз этих своих родственничков перевезешь, лодку отберу.

Казаки уже начали с гиканьем разворачивать лошадей, а Курбан уж забросил за плечо мешок и поднял с земли ружье, когда начальник вдруг остановил на нем заинтересованный взгляд.

– А этот кто, Бао? Или он тоже твой родственник?

Лодочник стушевался. Серые глаза и широкое монгольское лицо пассажира не оставляли никаких сомнений в том, что он здесь никому не родственник.

– А ну иди сюда, – махнул рукой начальник. Курбан подчинился.

– Показывай, что в мешке!

Курбан поставил ружье прикладом на землю, стащил с плеча мешок и начал осторожно раскладывать все, что прихватил с собой: травы, кожаные полоски онгонов предков – двадцать семь колен по прямой женской линии, – остро пахнущий мешочек со смирной…

– Да кто ты такой? – повел ноздрями начальник.

– Курбан зовут, – опираясь на ружье, разогнулся он.

– А документы у тебя есть? – заинтересованно разглядывая кремневое оружие, хмыкнул начальник.

Курбан порылся в памяти и стремительно отыскал подходящий к случаю образ.

– Откуда документы? Я лесной человек. Совсем дикий, – стараясь не глядеть начальнику в глаза, наизусть протараторил он. – Белку бью, купцу сдаю. Потом водку куплю и хожу веселый.