Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Доброе утро, – сказал отчим.
– Добрый вечер, – ответил Рогожкин.
– Разве? – удивился Сергей Степанович.
Рогожкин, надевая плащ, придумывал новую остроумную колкость.
– Я ухожу на работу, – сказал он. – А вы на работу сегодня не собираетесь? А, совсем забыл… Вас же сократили. Впрочем, могу помочь вам с работой. Замолвить словечко.
– Спасибо, ты меня, кандидату технических наук, уже предлагал определить должность. Мусорщика на заводе.
– А хоть бы и мусорщика. У нас любой труд почетен. Лишь бы деньги платили.
Рогожкин закрыл за собой дверь и пешком спустился вниз. Три месяца назад отчима турнули с должности инженера. С тех пор он томился дома от безделья, то ли переживал по поводу своего увольнения, то ли делал вид, что переживал. Сергей Степанович вяло подыскивал себе новое место, обзванивал знакомых, слонялся по квартире в своей полосатой пижаме и бренчал на гитаре.
Рогожкин раскрыл зонт и заспешил к остановке автобуса. На сердце было тяжело и тревожно.
* * *
Группа девятиклассников во главе с очкастой учительницей неопределенных лет тесно обступила Рогожкина и, казалось, внимала каждому слову экскурсовода. Ребятишки слушали внимательно, учительница часто дергалась: то теребила складки строгого жакета, то поправляла на носу косо сидящие очки с выпуклыми линзами.
Помещение заводского музея с высокими мутными окнами, казалось, насквозь пропиталось нафталином и пылью веков. Все три маленьких зала тесно заставлены макетами тепловозов, электровозов, двигателей, спрятанными под колпаки из прозрачного оргстекла. Стены чуть не до потолка завешаны стендами с фотографиями известных личностей, трудившихся на заводе или посещавших его еще со времен царя Гороха до наших дней. На полках и стендах навалены образцы бытовой мелочевки, которую сегодня штамповали на заводе.
– Взгляните сюда. Это Юрий Семенович Фроловцев. Его биография удивительна, похожа на приключенческий роман. Он пришел на завод, когда ему еще не исполнилось шестнадцати. Встал к токарному станку…
Рогожкин поднял кверху указку, прикоснулся ее острым концом к фотографии мордастого хмыря в пенсне, помещенной посередине стенда. Фотография Фроловцева, имевшего удивительную биографию, заметно поблекла, ее глянцевая поверхность облупилась оттого, что в нее регулярно, четыре раза в неделю, тыкали острым концом металлической палочки.
– … Через полгода экспедиция капитана Фроловцева достигла полюса. Там Фроловцев убил белого медведя. К сожалению, чучело белого медведя до наших дней в музее не сохранилось. Сгорело при пожаре шестьдесят третьего года.
Первое время Рогожкин робел перед экскурсантами, в основном школьниками и пэтэушниками, страдал от собственного косноязычия. Но быстро вжился в роль, теперь над прежними комплексами можно только посмеяться. Однако сегодня от экскурсовода отвлекали плохие мысли, зароившиеся в голове после разговора с Чулковым. Рогожкин говорил не слишком складно, иногда путался в словах. К тому же он часто совершенно не к месту употреблял засевшее в голове словосочетание «так называемый». Рогожкин говорил:
– На полную мощность завод начал работать в начале тридцатых годов. Многое для становления предприятия сделал его первый так называемый директор Сизов. И сегодня, в трудные времена, так называемая администрация делает все, чтобы коллектив был сохранен. Так называемый коллектив…
Рогожкин показал на действующий макет дизеля, выполненный в масштабе один к двумстам.
– А здесь вы видите агрегат, который одним из первых был запущен в так называемую серию. Это произошло… Вот, пожалуйста… Так называемый агрегат работает…
Рогожкин решил не запускать макет, чтобы попусту не отнимать время у себя и у школьников, которые, разумеется, не по собственной воле оказались в заводском музее. Он, не задумываясь, машинально лепил фразы, как лепят пельмени. И думал о другом: что за люди избили Рифата и куда его увезли?
Ясно, приходили не милиционеры. Эти не станут избивать человека в рабочем кабинете, для мордобоя есть другие, более подходящие места. Тогда кто же приходил к Рифату? Возможно это давние враги. Пришли, чтобы свести счеты, успокоил себя Рогожкин. Мало ли у Рифата врагов?
– На этой фотографии вы видите, как знаменитый скрипач Давид Ойстрах, побывавший на нашем заводе, знакомится с устройством дизельного агрегата. Вдохновленный дизелем Ойстрах дал на заводе так называемый концерт.
О самом плохом думать не хотелось. Не хотелось сказать правду самому себе. Истина, похоже, совсем безрадостна. К Рифату приходили друзья мужика, убитого на бензоколонке. Чулков сказал, что Рифата затолкали в багажник «Мерседеса». Того самого «Мерседеса». Наверняка Рифата уже нет в живых. И умер он не самой легкой смертью, плохой смертью умер человек.
А перед смертью ему задали кое-какие вопросы и постарались, чтобы татарин ответил на эти вопросы честно, искренне. Постарались, чтобы он не соврал, чтобы сказал правду. Спросили, например, кто именно угонял тачку? Кто пришил ее хозяина? Но Рифат большой упрямец. Но если он что-то сказал… Быть беде.
Рогожкин взглянул на наручные часы. Что ж, он честно отбарабанил целый час. Много басен рассказал. Теперь пора все это закруглять.
– Многие из вас придут сюда, на наш завод, – он обвел притихших школьников строгим взглядом. – Придут, чтобы здесь, в этих стенах, выражаясь высоким штилем, написать так называемые трудовые биографии. Написать их на чистом листе своих судеб. Так называемых судеб… Что ж, в добрый час, скажу я вам. В добрый час. На заводе ждут вас. С нетерпением.
Рогожкин положил указку на стол.
– А теперь можете задавать вопросы.
– А вы сами, разумеется, стояли у станка? – спросила учительница.
– Да, разумеется, – кивнул Рогожкин. – Не стоял. То есть стоял. Но не на этом заводе. На другом стоял.
Учительница осталась довольна содержательной экскурсией. Рогожкин отвел ее в сторону и предложил написать пару строк в книге отзывов. Свои впечатления от музея и от экскурсии. Пусть у директора музея, любившего просматривать книгу отзывов, об экскурсоводе останется хорошая память.
* * *
Рогожкин купил у метро скромный букет из пяти белых гвоздик. В ресторане-казино «Поднебесье» он был своим человеком. Поэтому внутрь он зашел не через парадный подъезд, как другие посетители, а через служебный вход. Пожал руку охранника, скучавшего на вахте.
– Светка пришла? – спросил Рогожкин.
– Пришла недавно, – охранник зевнул. – Что-то ты с цветами. Как жених.
– Вот как раз сегодня хотел ей предложение сделать, – то ли пошутил, то ли сказал правду Рогожкин.
По винтовой металлической лестнице поднялся на второй этаж, прошел длинным узким коридором в гримерную, где переодевались к выходу на сцену артисты кордебалета. Не постучавшись, толкнул дверь в конце коридора, как раз напротив женского туалета. До начала выступления оставался час с хвостиком, поэтому в гримерной сидели только две девушки. Светка в одном углу, ее подружка в другом, каждая у своего зеркала.