В любом питейном заведении, которое находится в западном мире, пусть этот западный мир представлен лишь экспатами в скафандрах, смонтированных из бургеров, Инстаграма и последнего альбома The National, придурковатыми экспатами запущенными в любой локальный космос от Томска до Найроби, от Урумчи до Абу Даби, мы почти всегда обнаружим следующее:

Виски:

скотч (Johnny Walker, иногда Bells, в барах с претензиями непременно обнаружится single malt),

бурбон (Jack Daniels, иногда Jim Beam),

ирландский (Jameson, иногда Tullamore Dew),

(иногда даже японский или канадский виски, но это дело случая).

Ром: Baccardi, Malibu, Captain Morgan, последнего может быть даже два сорта.

Брэнди: Courvoisier, Martell.

Джин: Beefeater, Bombay Sapphire, порой выпендрежный Hendricks, странно, что базовый Gordon’s можно найти далеко не везде.

Водка: Stolichnaya, «Русский Стандарт» – наличие кириллицы заставляет трепетать мое сердце патриота, Grey Goose, а вот старик Smirnoff явно сдал свои позиции.

Плюс один-два сорта ликеров, горьких настоек, Martini, наконец, прекрасный Campari, теснимый беспринципным Aperol’ем. И, конечно, местная продукция; она обычно занимает примерно одну десятую ассортимента, а то и меньше. Расстановка напитков в находящемся в любом из вариантов западного мира питейном заведении обычно зависит от трех факторов. Первый фактор – популярность той или иной интернациональной жидкости. Те, что заказывают чаще, располагаются на нижней полке в разворотной доступности бармена, слева, если он правша, или справа, если левша, у него за спиной. Реже наливаемые, либо вообще не спрашиваемые, но необходимо-декоративные и поддерживающие статус места – выше и дальше. Второй фактор – эстетические представления владельцев и/или барменов. В таких случаях группы бутылок размещают в зависимости от цвета содержащейся в них жидкости. Особенно это распространено в барах, где стена за стойкой, к которой привинчены полки с напитками, стеклянная и подсвеченная нецветными огоньками. Строго поделенные на жанры шеренги бутылок демонстрируют либо процесс постепенного окрашивания, от бесцветных прозрачных водки и джина к коричневому бренди и виски, либо, наоборот, переход от палитры к монохрому. В таких случаях важную роль могут сыграть напитки необязательные: зеленые абсент и шартрез, черные бутыли ужасного смородинового рижского бальзама, купоросный кюрасао. Впрочем, большинство разливающих эстетов мудро придерживаются минимализма. Наконец, третий фактор – полное невежество в вопросе теории и практики интернациональных напитков, их роли в становлении и функционировании глобалистской алкогольной культуры. Иными словами, незнание, кто, с кем, зачем и по каким случаям пьет в баре виски, ром или джин. Подобное происходит чаще всего в местах, еще слабо затронутых питейной глобализацией, в местах, где Jack Daniels и Bombay Sapphire не значат ничего ни для кого, кроме, конечно, поставщиков и покупателей этой продукции, – но для них только в смысле цены, не более того. В таком случае бутылки расставляют, как местный бог на местную душу положит, либо вообще наобум, либо исходя из неведомых нам соображений. Распорядились сделать «западный бар», как в кино и рекламе, – хао, вот вам. То, что я наблюдал на двух коричневых полках в глубине за барной стойкой вагона-ресторана Поднебесного Экспресса, был именно он – третий фактор. Интересно, как это получилось? Просто купили по разнарядке у дружественной фирмы-поставщика несколько коробок алкоголя? Или заказали специальный алкокейтеринг со специальным советчиком в придачу, который, исходя из стоимости проезда в Поднебесном Экспрессе, рассчитал платежеспособность пассажиров и составил именно такой ассортимент? Если так, то ценят нас здесь не шибко, не шибко. Роскошь почти не наблюдается, разве что парочка исключений для потенциального толстосума: Laphroaig и невесть как попавший в эти края кальвадос, названия которого я не смог прочесть издалека, но помнил форму бутылки и примерную стоимость стаканчика в одном в общем-то недорогом лондонском баре. Ну и вкус, конечно, божественный, это помню хорошо. Международный десант напитков хаотически высадился на этих полках, десантники перемежались местными сосудами с местным алкоголем под названием «байдзю». Еще пару недель назад в винном отделе супермаркета города Х я разглядывал содержимое стеклянного шкафа с пузатыми… нет, не бутылками, эти сосуды хочется назвать амфорами, даже запечатанными кувшинами, в которых заключили отвратительного злого джинна крепостью от 53 до 62 градусов… ОК, с пузатыми емкостями в прозрачных пластиковых тубусах и коробках, украшенными желтыми и красными иероглифами на белом, желтом и красном фоне, пейзажами, архитектурными деталями времен династии Цин, ни слова латиницей, но есть цифры – крепость и цена. О первой из них уже сказано в предыдущем предложении, а вторая вызывает недоверчивый смешок, если знать невыносимый вкус амброзии, каждая капля которой стоит здесь около доллара по нынешнему курсу и даже больше. Но его тут любят, байдзю. И преподносят почетным гостям, а также особенно отличившимся товарищам. Мне за год дарили дважды, после чего я с облегчением передаривал, впрочем, по менее ритуальным случаям. Иностранцу позволительно. Интересно, за 17 дней пути из города Х в Европу пригубит ли кто-то вот отсюда или вот отсюда? А вдруг начнут угощать от лица компании-перевозчика? Мол, уважаемые гости Поднебесного Экспресса, счастливы приветствовать вас на борту, почетный машинист поезда и вице-президент нашей компании господин Чиу Син сопровождает наш рейс до северо-западных провинций, у него для вас приятный сюрприз: вечер традиционной китайской музыки и дегустация самых прекрасных сортов традиционного китайского «белого вина». Ах, вы не знаете, что «белое вино» в Китае – это не «совиньон» или «шардонне», нет, это байдзю, древний напиток, укрепляющий силы, поддерживающий гармонию как в самом организме, так и между вашим телом и Небом, напиток императоров и вождей партии, поэтов и крестьян. Первый тост – за мир и дружбу во всем мире, чему наша страна способствует под мудрым руководством… Чтобы выключить этот полусонный бред, я заставил себя отлепить взгляд от бара и осмотрелся по сторонам. Почти пусто. Сюин глядит в окно. Завтрак еще не принесли, как и горячие напитки. Через проход, наискосок от нас, за столом сидит тот самый британец, но уже не в бежевом пальто, а в красном джемпере, голубой клетчатой рубашке и джинсах. Британец тоже ждет завтрака, но времени не теряет – перед ним пузатая рюмочка с бренди. Бренди, конечно, ну не виски же, так ведь? Британец молча разглядывает Financial Times, цвет бумаги которой удивительно гармонично сочетается с цветом его лица. Китаянка, уже, конечно, без шапки, асимметрически коротко стриженная, в черном чем-то, втыкает в айфон. За мгновение до того, как я стал проваливаться в дрему, явился официант с двумя меню. Да-да, каждое на двух языках. Почему два? Завтрак европейский и завтрак китайский. Один такой, один такой, пожалуйста. И кофе, если есть. Отлично. Я спасен.

Вагон-ресторан постепенно заполняется. Людьми и запахами. Общий запах, мне до того не известный в этой стране; все ингредиенты знакомы, а такой смеси не нюхивал. Пахнет одновременно свежей выпечкой, вареным тестом, карамелевой сладостью на устойчивой зерновой основе, овсяной или рисовой, кофе, чаем и даже – весьма отдаленно – соленой капустой. Такова цена роскоши; действительно, роскошь для этой страны, когда тебе предлагают (а) завтрак как таковой, (б) европейский завтрак, (в) но можно выбрать еще и китайский. За год жизни здесь я ни разу не видел местных, завтракающих в специально отведенных местах. Обычно по утрам что-то жуют на ходу – лепешку, вареный кукурузный початок, баоцзы с лиловыми разводами, держа в другой руке большой пластиковый или картонный ярко раскрашенный стакан с крышкой, из которой торчит соломинка. Это сладкий напиток, то ли чай с фруктами и сиропом, то ли даже кофе, впрочем, составляющий процентов пять от общего количества, остальное – молоко и тоже сиропы. Нормальная гастрономическая жизнь начинается здесь в полдень, с ланчем. Западные люди, конечно, не поддаются этому влиянию и – если их угораздило проснуться не в полдень, а утром – укрываются в немногочисленных старбаксах и кондитерских в больших торговых центрах, где задумчиво поглощают скверный кофе и еще более скверные булки, помятое лицо озарено голубым светом макбука, пора посчитать лайки под вчерашними фотками с вечеринки в Phalanx. Здесь же, в вагоне-ресторане Поднебесного Экспресса, в восемь часов утра по всекитайскому времени эти два мира смешались, а в смесь добавили еще один элемент – местный крестьянский завтрак, или даже традиционный мещанский, когда к кускам сваренного на пару теста добавляют острые маринованные овощи явно центральноазиатского, а то и ближневосточного происхождения. Что намекает: экспресс намерен пересечь Синьцзян, землю уйгуров, ту самую, которую сто пятьдесят лет назад русские генералы, дипломаты и газетчики называли Восточным Туркестаном. Все вместе сошлось, кофе с баоцзы, Запад с Востоком, да и один Восток с другим.