– Авет привет!

– Привет! Авет.

– Как тебе удалось уйти с гауптвахты?

– Да мне ребята привезли справку от врача, что мне нельзя брить голову, а на гауптвахту с прической не принимают.

– А откуда пояс?

– Там же на гауптвахте купил у старшины.

Не знаю, насколько его рассказ был правдоподобным, но Авет был парнем находчивым и всегда легко ориентировался в сложных ситуациях.

Единственные трудные учения, от которых нас не спасало рисование, это были ночные марш-броски с переправами. Будили нас среди ночи по тревоге, полусонных заталкивали в БАВы (большие водоплавающие автомобили) и везли всю ночь невесть куда. Под утро предстояла переправа с форсированием водной преграды сходу, захватом противоположного берега и устройства на нем плацдарма с огневыми точками. Следует отметить, что поездка проходила без особого комфорта. Те, кто рассчитывал доспать по дороге, не смогли оправдать своих надежд. БАВ тащился по ухабам всю ночь, нас в кузове было достаточно много, так что сидели мы, как сельди в бочке, или точнее, как сигареты в пачке. Кузов был зачехлен брезентом снаружи, так что для удовлетворения некоторых интимных нужд пришлось просто проковырять в этом брезенте дырочки. Призыв старшины чувствовать себя бодрее и петь не вызывал особого восторга. Пели вразнобой и скоро этот нестройный хор совсем зачах.

Однако этот переезд наложил свой отпечаток на репертуар нашего запевалы. В его репертуаре была патриотическая песня «Бородино» по Лермонтову – наша гордость: «Скажи-ка дядя ведь не даром Москва спале-е-е (Москва спале-) нная пожаром…». Один куплет этой песни мы чуть-чуть переделали после этого марш-броска, да простит нас Михаил Юрьевич за такую вольность.

И только небо за-асветилось

Все с шумом вдруг

(все с шумом вдруг) зашевелилось

На БА– (на БАВе) на втором.

Наш старшина рожден был хватом,

И то не смог

(и то не смог) бороться с матом,

Произносимым тем солдатом,

Что спал в углу сыром.

(в скобках вторые голоса)

При исполнении этого куплета в дальнейших наших походах старшина настораживался, но уловить суть изменений не мог и поэтому смирился. Даже БАВ его не смущал. Он только бормотал: «Откуда в старинной песне взялся старшина».

«Небо засветилось» с помощью ракет, так как прибыли мы к водной преграде еще до рассвета, и это привело к совершенно непредсказуемым результатам. Был в нашей роте курсант Абраша Марксман – добродушнейший человек с многообещающей фамилией

(Марксман – по английски меткий стрелок, что-то вроде снайпера). Он был очень эрудированным человеком, ставшим впоследствии отличным архитектуроведом. Но личностью он был сугубо партикулярной, слабо воспринимающей романтику лагерной военной жизни «под шатрами». Таких бывалые вояки определяют сразу. Опыт с подобными солдатами у нас был, и опыт довольно печальный.

Как правило, мы тренировались на бросок гранаты с деревянными болванками, имитирующими гранату. Но одно задание, более приближенное к боевой обстановке, заключалось в том, что все отделение сидело в окопе, а один из нас должен был бросить на приближающегося противника боевую гранату по всем правилам, выдернув чеку, чтобы она разорвалась где-то на расстоянии. Бросить гранату предложили одному из наших сугубо гражданских ребят – Боре. Дело-то, вообщем, безопасное: все сидят в окопе пригнувшись, а граната разрывается так, что мы даже ее не видим. Однако лихой пехотинец Боря выдернул чеку и то ли от волнения, то ли от неумения бросил ее так, что она ударилась тут же о бруствер и покатилась назад в окоп, прямо к нам. Бывалый старшина успел выбросить ее назад, она взорвалась в воздухе, а мы потом два дня заикались.

Учитывая этот печальный опыт, полковник Чукарев решил не рисковать и попросил Абрашу быть во время переправы при нем, никуда не отходя – кто его знает, а вдруг рядовой Марксман потеряется или утонет. Он переправился вместе с бравым Абрашей на другой берег заранее, и чтобы как-то приобщить Абрашу к нашим военным действиям, дал ему ракетницу и приказал:

– По моей команде «Огонь!» выстрелишь из ракетницы, дав сигнал к переправе.

Абраша стоял недалеко от Чукарева в позе Наполеона, вооруженный ракетницей, обуреваемый чувством гордости за такое ответственное поручение. Шутка ли, он командует переправой. И когда, наконец, прозвучала команда «Огонь!», Абраша, преисполненный боевого рвения, повернулся на голос командира и выстрелил. Ракета воткнулась полковнику Чукареву в щеку, зашипела и задымилась. Опять спас положение все тот же многоопытный старшина. Он выдернул ракету и она взорвалась в воздухе, обозначив таким трагическим путем начало нашей переправы. Полковника срочно отправили в санчасть, и он в результате получил памятный шрам на лице на всю жизнь. Природа Абрашиной фамилии прояснилась.

Наш заведующий военной кафедрой генерал-майор Савич не принимал участия в лагерных сборах. Очевидно не позволяла субординация. Ведь сам начальник сборов, на которые сьезжались все институты – полковник Агабабян, наводивший страх на всех студентов и заставивший одного из них проделать кросс с малоприятной ношей на саперной лопатке, был ниже его по званию. Зато лекции нашего генерала мы вспоминали с удовольствием.

Он появлялся в аудитории точно по окончании звонка, подходил к столу и хорошо поставленным командирским голосом произносил:

– Тэ-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-эрищи студенты! (фермато длилось около минуты, мы вскакивали). – Прошу садиться!

Читал он нам фортификацию. На одной из лекций он объявил:

– Сегодня будут практические занятия. Каждый из вас получит задание, посчитает и запроектирует либо мост, либо укрытие.

Тут же раздался ноющий голос из задних рядов:

– Как же можно и рассчитать и запроектировать объект за одну пару, всего за полтора…

– А вы что, молодой человек, в первый раз на моих занятиях? (голос тут же затих). Я уже не раз объяснял вам ситуацию. Представьте себе, что над головой рвутся снаряды и свистят пули. Это вам не кафедра железобетонных конструкций. Здесь нет возможности заниматься творчеством. Все сведено в таблицы и схемы, приведенные в инструкции. Подставляйте значения в формулы и считайте. Считать только на логарифмических линейках. Никаких бумажек. – Прошло 15 минут и раздался возглас:

– Товарищ генерал, а вот у меня тут есть синус. Где я его возьму?

– Какой угол падения снаряда?

– Тридцать пять градусов.

– Синус равен ноль целых пятьсот семьдесят четыре тысячных, – генерал отвечал не задумываясь. – Три знака после запятой по точности достаточно.

– А у меня тангенс угла сорок градусов.

– Ноль целых восемьсот тридцать девять тысячных.

Игра увлекла. Вопросы сыпались со всех сторон. Ответы поступали мгновенно. В перерыве мы помчались в библиотеку за известными таблицами Брадиса, чтобы проверить данные генерала. Все сошлось точно. Мы были поражены. Уважение к нашему бравому генералу повысилось на много порядков.