Он возил её в старинные усадьбы в черте города: Кусково, Царицыно, Кузьминки, Коломенское. Анжела держалась ровно, ей доставало ума и воспитанности, чтобы сохранять учтивую дистанцию между собой и своим работодателем, не интересуясь мотивами его поступков. За время этих прогулок Алексей рассмотрел её всю. Рослая, красивая чистой славянской красотой, немногословная, величавая, благородная. Из своих светло-русых волос Анжела ежедневно сооружала новую прическу: то простая коса, то горделивая хала, то целомудренная ракушка, то пышный завитой хвост. Он знал её немногочисленные костюмы и платья наперечёт и удивлялся всякий раз тому, как она их наново обыгрывала, украсив брошью, шарфиком или кружевным воротом. Если гулять не удавалось, Алексей втайне скучал без Анжелы, но опасался спугнуть девушку опрометчивым откровением.

Однажды они поехали в небольшую квартиру, которая принадлежала ему, но останавливались в ней обычно партнеры из Германии.

— Мне хочется с тобой посоветоваться. Квартира простая, без излишеств. Я задумал оформить её. Наши гости достойны лучшего, — Алексей выдумал это на ходу и солгал так гладко, что поразился сам.

В квартире всё произошло само собой, без неловкости и замешательства. Было так упоительно прекрасно, что Алексей испытал чистый, давно утраченный молодой восторг. Он отринул все угрызения совести. Ему вообще претила маета сомнений и терзаний.

Они не рассуждали о любви. Анжела дарила Алексею свое роскошное сливочное тело, а он вожделённо принимал его, пока каждая клеточка организма не услаждалась до истомы. Он совершал чувственные открытия, он вникал в Анжелу, предугадывал желания и ощущал небывалый подъём жизненных сил. Алексей не считал, что обделяет жену и дочерей. Любовниц имели многие люди его круга, и он брал то, что щедро преподносила ему судьба, не находя причин отказываться. Отношения с Анжелой были ему необходимы и достаточны для полноты жизни, а тайна их сопричастности добавляла особой остроты, которой он не ощущал в прежней жизни.

Иногда в их отношениях возникали длительные паузы, обусловленные занятостью Воробьева. Оба, не сговариваясь, соблюдали обычную субординацию, не внося оттенка фривольности в рабочую атмосферу. И лишь редкий особый взгляд директора и блеск его глаз напоминали Анжеле об их близости.

Алексей помнил, как Анжела деловито и просто сообщила ему, что беременна. Он подписывал платежные поручения для банковских перечислений. Анжела стояла справа, подавая ему документ за документом. Покончив с бумагами, она вполголоса сказала:

— Я должна поставить вас в известность о своей беременности. Пожалуй, скрывать нечестно. Уже третий месяц. Я решила рожать. К вам, Алексей Витальевич никаких претензий. Ребёнок только мой. Мне придется пойти в декретный отпуск, но я очень быстро выйду на работу. Мама мне поможет. Никто не должен знать, чей это ребёнок, но вам я сочла нужным сказать. Все же он и ваш.

— Он мой, и я о нём позабочусь, как положено, — спокойно и твердо ответил Алексей. — И папу своего он должен знать — давай договоримся об этом сразу. Дети — это прекрасно. Это значит, что жизнь продолжается. Держи меня в курсе, что нужно, без всяких стеснений. Присядь.

Анжела присела на краешек стула, распрямила спину, вся подобралась. Её поза приобрела горделивое изящество.

— Я должна подумать, — сухо сказала она после некоторого молчания.

— Ну, что же, подумай, — согласился Алексей, вдруг поняв, что знает только её тело, но не душу.

В положенный срок родился сын. Анжела назвала его Сашей в память о своём отце. Алексей был так счастлив, что мысленно просил прощения у дочерей. Сын был похож на него с первых минут своей жизни, и эта схожесть потрясла Алексея до глубины души. Он и не знал, что такое точное подобие возможно. С тех пор у него стало как бы три семьи: одна — согласно регистрации в паспорте, другая образовалась по воле чувств, вне закона, третья — рабочая, на предприятии. Он везде ощущал себя хозяином положения.

Алексей посмотрел из кабинета на улицу. День стоял мягкий и золотой, а вид из окна был вполне романтический. Немецкий инженер Ульрих Шюц галантно подавал руку фройляйн Анжеле, помогая выйти из автомобиля. Она ездила в налоговую инспекцию или в банк. Это было не суть важно в тот момент. На фоне клумб с томными астрами, подстриженных ёлочек и тронутых желтизной тополей вся мизансцена казалась чересчур картинной.

Ульрих улыбался, и что-то говорил молодой женщине. Анжела отвечала, всем своим видом выказывая заинтересованность. Ульрих гордился своим знанием русского языка и всегда улучал момент попрактиковаться...

«Вот что он там ей плетет, ловелас этакий, уже битых пять, нет, шесть минут? И ведь это не в первый раз! А она? Весела, игрива, приветлива. Вот он протянул ей какую-то маленькую коробочку, а она взяла её! Это подарок! Как она может так поступать! Стоп, надо успокоиться, взять себя в руки. Что она, собственно, должна делать? Не отвечать, хамить иностранному гостю? Сам ведь всегда требовал внимательного отношения к немецким коллегам. Вот и получай плоды! А Ульрих ловкач! Взял под локоток, заглядывает в глаза. Заигрывает. Пастушок и пастушка на цветущем лугу! А ведь он не женат... А как она хороша! И смотрятся они славной парочкой — оба рослые, светловолосые! Да они и схожи во многом! Оба аккуратны, рассудительны, ироничны...»

Люблю её, подумалось Алексею. Люблю до визга поросячьего. Но я не в том возрасте, когда совершают глупости. И положение обязывает.

Алексей осторожно продолжал своё наблюдение. Внутри росло глухое раздражение. Мысли роились и больно жалили изнутри. Голова походила на жужжащий улей. Это состояние не нравилось Алексею, оно вызывало смутную тревогу. Он укорил себя за непростительное бездействие. Ведь Анжела красивая женщина, достойная мужского поклонения! И когда-нибудь Ульрих или кто-то другой улестит её, в конце концов. Нет-нет, этому не бывать! Ведь Саша — его сын, он носит его фамилию. А сына она не оставит, нет! Господи, что же за чувство такое жжёт всё внутри?! Ревность? Нет, страх. Страх за неё, за себя, за сына. Страх потери.

Надо действовать безотлагательно! Ведь сам рассыпался в обещаниях, там, в Сочи, рьяно убеждал, доказывал, а в Москве словно бы забыл о своих намерениях. Да нет, не забыл, просто отложил на время. Всё, пора решительно действовать! Сама мысль об этом принесла Алексею успокоение. Его волевой натуре претило уныние.

Алексей позвонил верному водителю на мобильный телефон:

— Скажи Ульриху, что я приглашаю его пообедать в ресторан.

Он видел немую сцену, разыгранную за оконным стеклом после его звонка. Водитель выскочил из машины и исполнил указание. Ульрих театрально поцеловал Анжеле руку и направился в здание. Анжела тоже заспешила на своё рабочее место. Алексею не терпелось вызвать её в кабинет, но учинять допрос своей любовнице прямо на работе было бы пошло и глупо. Он одернул себя и удивился тому, что был всего на волосок от непристойной банальности в их устоявшихся отношениях.