– Беги, командир, я прикрою!

– Нет, Гром, здесь без вариантов – умрем вместе. – Алексей присел рядом с товарищем.

Они открыли стрельбу по приближающейся стае, не подпуская близко. Получив порцию свинца, стая разделилась. Казалось, что пули, выпущенные людьми, разрубили один цельный организм пополам, создав вместо одной цели – две.

Одна половина стаи продолжала атаковать прямо в лоб, оставляя за собой окровавленный шлейф из убитых сородичей. Вторая заходила слева, окружая людей и не оставляя им ни малейшей надежды уцелеть.

Алексей уже не бил прицельно, опустошая один за другим магазины с патронами. Он поливал псов свинцом почти в упор. Ствол быстро перегрелся, и автомат начал «плеваться», ни о какой кучности стрельбы уже не могло быть и речи.

Люди отстреливались спина к спине. Понимали, что обречены. Но, кроме жажды крови и азарта, уже ничего не чувствовали. Не было разочарования и страха перед смертью. Не осталось ничего, кроме желания бороться до конца, до последнего вздоха. Иногда это называют надеждой, но этих людей поддерживала вера. Вера в то, что они делают, вера в то, что даже после смерти их путь не прервется.

Неизвестно, какая сила так долго помогала Алексею и Василию в неравном бою, но они продолжали борьбу, сопротивляясь, даже когда закончились боеприпасы. Превозмогая боль от укусов, истекая кровью, скидывая с себя бездыханные тела застреленных псов, Алексей закричал выбивающемуся из сил Василию, который рубил атакующих тварей штык-ножом:

– Беги! Их немного осталось, попробуем разделить!

Василий сделал рывок в сторону, но был сбит новой волной собак, которые, воспользовавшись его замешательством, вцепились ему в руки, ноги, шею…

Алексей, не раздумывая, направил ствол автомата в область сердца и нажал на спусковой крючок. Произошла «задержка» – впервые у безотказного обычно оружия. В самый напряженный момент «лучший друг» – автомат Калашникова – подвел Смирнова. Закрыв глаза и приготовившись быть заживо растерзанным, Алексей вдруг услышал чьи-то выстрелы. Он бросил бесполезный теперь автомат. Псы, заметив новую группу людей, быстро ретировались, оставив добычу.

Форма старшего лейтенанта превратилась в лохмотья, на плече и ногах кровоточили рваные раны, но он не чувствовал боли. Алексей шел к людям. Не важно, к каким – хорошим или плохим, демократам или монархистам, а может быть, и к бандитам, это его уже совершенно не волновало.

Приблизившись к небольшому отряду и узнав обычную экипировку «стражей», боец попытался поприветствовать спасителей. Но услышал резкий окрик, искаженный фильтром противогаза:

– Стоять! Кто таков?

– Старший лейтенант Смирнов, офицер республики «Возрождение», нам нужна ваша помощь.

«Нам? Или уже…»

– Степаныч, берем с собой или в расход? – спросил старшего один из патрульных.

– Этот республиканец нам неплохо помог, столько псов завалил, пусть поживет еще немного.

– Я не один, товарища заберите, прошу вас, мы заплатим… – Но, не успев договорить, Алексей получил удар прикладом по голове и потерял сознание.

Челябинское метро (территория «Стража»), станция Х-1.

17.04.2033 года, 19.20 по южно-уральскому времяисчислению.

Алексей стоял возле арки у входа на Челябинский Арбат. Самая красивая улица, как ему казалось. Ее он узнал бы из тысячи. На Смирнове не было защиты, но при этом дышалось почему-то легко, воздух был чист. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь густые облака, приятно ласкали лицо. Каждая частичка тела будто радовалась, хотя трудно было поверить в реальность происходящего.

Пройдя под аркой, мимо бронзовой скульптуры городничего, который словно бы даже по-дружески подмигнул ему, Алексей увидел свои руки. Они были детскими. «Да, конечно, – подумал оперативник. – Я дома! Весь этот кошмар, затянувшийся на двадцать лет, был обычным сном. Конечно же, то, что произошло с человечеством, просто не могло случиться на самом деле, только в больном воображении или в детских фантазиях! Я – дома, я – ребенок, и где-то здесь моя мама. Но как я узнаю ее? Не помню ее лица! Это не важно, она меня сама узнает».

Алексей вприпрыжку бежал дальше по Кировке, будто заново рассматривая давно знакомые скульптуры. Вот стоит в полный человеческий рост дама-модница, а вот и саксофонист с чистильщиком обуви, которых он видел много раз. Как всегда, грациозно приглашает сесть в огромную карету паж. Над всей этой красотой возносится самое высокое здание Челябинска – двадцатитрехэтажный деловой центр «Челябинск-сити». Прекрасно. Однако во всем происходящем было что-то не так! Чувство тревоги прокатилось легкой дрожью по всему телу. Причину Смирнов нашел сразу. Он был один. Ни единой живой души вокруг.

Добежав до памятника основателям города, оперативник повернул в сторону театра оперы и балета – и, о чудо, вдалеке увидел человека. Эта была женщина, одетая в белое легкое платьице. Смирнов снова ощутил себя маленьким и беззащитным. Он узнал ее силуэт. Спотыкаясь, Алексей побежал к маме. По его щекам текли слезы счастья. Он все же нашел ее и больше не потеряет никогда. Добежав, обнял ее, схватившись сзади за обе руки. Женщина, так и не повернувшись, произнесла:

– Беги, Алеша, беги!

В этот момент оперативник услышал металлический звук шагов, такой могли бы издавать бегущие по Кировке бронзовые скульптуры.

– Мама, мне страшно!

– Ничего не бойся, сынок. Я рядом. Всегда рядом. Все последние двадцать лет с тобой и папой! Теперь мы вместе с папой наблюдаем за тобой.

– Я тоже хочу быть с вами!

– Тебе еще рано, Алешка!

– Но… – Не успев договорить, Алексей увидел ослепительно яркую вспышку, за которой последовала ударная волна, сметающая все вокруг. Из зданий вылетали стекла и рамы, осыпались стены домов. Казалось, из-под ног уходит земля.

Он смотрел в глаза приближающейся смерти, продолжая крепко сжимать мамину руку. В голове как будто что-то взорвалось, давило изнутри, причиняя невыносимую боль. Оперативник обеими ладонями сжал виски, упал на колени, пытаясь прекратить это! И, рухнув на асфальт, провалился в душный мрак.

Республиканец тяжело приходил в себя, не сразу поверив, что видел сон. Так он был ярок и красочен, что реальность смешалась с игрой воображения. Этот сон Алексей видел не впервые: Кировка, мама, ядерный удар, бегущие бронзовые статуи. Только обычно пробуждение не сопровождалось физической болью, как сегодня.

Обнаружив себя лежащим на холодном бетонном полу, оперативник нащупал запекшуюся на голове кровь.

– Гром, ты здесь?

Вместо ответа послышался шорох за стеной.

– Эй, есть здесь кто? Почему я в полной темноте, где мой товарищ? Кто-нибудь, ответьте, мне плохо, и голова раскалывается.

Смирнов заполз в один из углов помещения, прислонившись к холодной стене.