Сказав мальчишке, что он еще зайдет, Пол выбрался на шумную Уэйр-стрит. Слоняться без дела он не мог — слишком напряжены были нервы. Неукротимая тяга к действию, зародившаяся в нем накануне, снова погнала его в библиотеку.

Там дежурил вчерашний библиотекарь. Когда Пол вошел, он в мечтательной задумчивости сидел за своим столиком, но, подняв голову и увидев Пола, тотчас насторожился и с возрастающим интересом смотрел на него, пока тот шел по длинному читальному залу. Пол протянул ему заполненный бланк, и библиотекарь молча взял его. Затем нажал на кнопку звонка, вызывая служителя.

Когда тот ушел, он выдвинул ящик из столика, за которым сидел.

— В прошлый раз вы оставили в подшивке свои заметки. Вот они.

Пол взглянул на листок. Он тогда начал записывать все перипетии процесса, но потом бросил. Инстинкт подсказывал ему, что библиотекарь, несмотря на свой внешне бесстрастный вид, конечно, прочел записи, не поленился заглянуть в подшивку и, возможно, даже знает, кто такой Пол.

— Мне это не нужно, — сказал он. — Но все равно: спасибо.

Молодой человек как-то странно посмотрел на него своими блестящими, как у птицы, любопытными глазами.

— Такие записи следует рвать.

И он тут же разорвал листок на мелкие кусочки. В эту минуту появился служитель с двумя тяжелыми томами — переплетенными в папки экземплярами «Курьера» за тысяча девятьсот двадцать второй год. Пол прошел за ним к ближайшему столику, сел и раскрыл первый том.

Старательно водя пальцем по колонкам, он пробегал глазами каждую страницу. Это было мучительное занятие, от которого у него вскоре разболелись глаза. Но он не отступался и, покончив с первым томом, принялся листать второй. Когда и этот был просмотрен, он откинулся на стуле и, нахмурившись, потер рукой лоб. Часы, висевшие под потолком, показывали четвертый час. Вспомнив, где ему надо быть в четыре, Пол встал, чтобы вернуть подшивку.

— Нашли то, что вам требовалось? — как бы мимоходом спросил библиотекарь.

Пол почувствовал в этом вопросе жгучее любопытство.

— Нет, не нашел.

Оба замолчали. Пол понимал, что библиотекарь больше не заговорит. Сейчас достаточно было повернуться и уйти — и конец знакомству. Однако Пол почему-то вдруг почувствовал, что молчание юноши и его выжидательный взгляд — пусть бесцеремонный, но вполне доброжелательный — как бы призывает его к откровенности. Неудержимое желание облегчить душу овладело им.

— Я искал отчет о процессе по делу инспектора Суона, которого судили в двадцать втором году.

Молодой человек удивился, но постарался это скрыть.

— Это не такое трудное дело. Если я найду отчет в какой-нибудь другой газете, то отложу для вас подшивку. — Он помолчал. — А вас… очень интересует этот джентльмен?

— Я пытаюсь разыскать его.

— Но вы хоть знаете, где его искать?

— Он, видимо, живет где-то поблизости. И, кажется, очень бедствует.

— Вот оно что…

Молчание. Пол постоял с минуту, затем, смущенный собственной болтливостью, неуклюже поблагодарил библиотекаря, надел шляпу и вышел.

Он не торопясь добрался до Уэйр-стрит и в четыре часа уже был в меблированных комнатах Харта, где его встретила вернувшаяся хозяйка — дородная женщина в грубошерстной юбке, клетчатом платке на плечах и в мужской кепке, из-под которой торчал пучок, заколотый двумя большими шпильками из поддельного агата.

— Да, — сказала она, — я хорошо помню Суона. Не повезло ему. Заболел и должен был оставить работу на заводе. Слишком часто закладывал за галстук. Вы, надеюсь, понимаете, о чем я говорю? Я ничуть не жалела, когда он съехал.

— А давно это было?

— Ну, этак с полгода.

— И вы не знаете, куда он перебрался?

— Откуда же мне знать! Наверно, в Бромли, на строительство.

— Это, кажется, тут недалеко?

— Не очень… Отсюда около трех миль будет.

— Он вам не оставил своего адреса?

— Суон не из тех, кто оставляет адрес. Из него и слова-то никогда не вытянешь. А впрочем, подождите-ка, что-то он, кажется, говорил насчет письма и просил переслать ему, если оно придет, но оно так и не пришло. Вот только записала я тогда адрес или нет? — Она повернулась к мальчишке, стоявшему, ушки на макушке, у двери. — Принеси-ка мне из комнаты книгу, Джози.

Мальчишка живо притащил истрепанную книгу с замусоленными страницами. Послюнив палец, хозяйка принялась ее листать.

— Ага, вот он. Ну, что я вам говорила?

Придвинувшись ближе, Пол с внезапно пробудившейся надеждой впился глазами в то место, на которое она указала. На грязной странице был нацарапан карандашом желанный адрес: «Бромли. Кэсл-роуд, 15. Робертсу для Джеймса Суона».

Пол быстро переписал его к себе в блокнот, поблагодарил женщину и ушел. Шагая по узкому проулку, освещенному одной-единственной слабой лампочкой, он подумал, что день этот оказался отнюдь не потерянным. Пол действительно напал на след Суона, даже составил себе представление об этом человеке — несчастный, потерпевший полный крах в жизни, видимо, опускался все ниже и ниже, топя горе в вине и самой черной работой добывая себе пропитание. Сегодня было уже поздно ехать в Бромли, Но он поедет завтра. Да, завтра же разыщет Суона.

Под вечер, ровно сутки спустя, Пол возвращался в гостиницу «Христианской ассоциации молодых людей».

Вскоре после полудня пошел дождь, но Пол упрямо брел своим путем, не обращая внимания на промокшие ботинки и набухшую от влаги одежду. Все его радужные надежды развеялись. Он был в Бромли, ходил по адресу, который дала ему хозяйка меблированных комнат, разговаривал с подрядчиком той стройки, где работал Суон, прочесал весь район из конца в конец, но тщетно. Суона ему так и не удалось обнаружить: он бесследно исчез.

Усталый и понурый, Пол вошел в гостиницу и медленно поднялся к себе в номер. Опустив монетку в счетчик, он зажег газ в крошечном камине и, когда выпрямился, заметил на каминной доске телеграмму. Он вскрыл ее и прочитал: «Страшно волнуюсь возвращайся немедленно назначение летнюю школу получено привет от всех мама».

Пригнувшись поближе к крошечному пламени так, что от его мокрой одежды пошел пар, Пол еще раз пробежал глазами телеграмму. Ничего удивительного, что мать просит его вернуться; ему самому это казалось сейчас единственно правильным решением. Разлука смягчила его ожесточение против матери. Она, видимо, поговорила с профессором Слейдом, а может быть, попросила это сделать пастора Флеминга — и вот место в Портрее ждет его. Слова «привет от всех» вызвали у Пола горькую усмешку: они явно означали, что Элла простила его.

Пообсохнув немного, он выключил газ и спустился вниз перекусить. В холле, у входа в обеденный зал, к нему подошел рассыльный.