и не осмелился выглянуть из-за стойки. Вроде бы пусто. Он осторожно выбрался наружу – и опрометью побежал по коридору. Совсем скоро он добрался до надобной двери и дальше долго петлял по внутренностям здания, пока наконец не добежал до условленного места – одной из нескольких больших подвальных прачечных.

Здесь всегда ревело пламя в огромных жаровнях, сушивших свежевыстиранные вещи. По периметру прачечной стояли здоровенные корыта, веревки для сушки, увешанные бельем, пересекали помещение во всех направлениях, так что из одного его края было совершенно не видно, что творится в другом. Едкий запах мыла щекотал ноздри.

Две-Восьмерки стоял неподвижно, не издавая ни звука. Разум отчаянно кричал ему: «Что ты делаешь?! Беги! Возвращайся скорее в свою постель, идиот, и забудь, что все это вообще с тобой случилось!»

Но Две-Восьмерки не побежал.

– Эгей? – тихо произнес он куда-то в сушащиеся простыни. Собственный голос показался ему оглушительным, так что брови его мучительно сошлись на переносице. – Есть тут кто-нибудь?

Тишина. Две-Восьмерки отчаянно огляделся. В полумраке свисающее с веревок белье казалось армией призраков.

А потом откуда-то из толщи призраков послышался голос:

– Ты отлично справился, Две-Восьмерки. Ты очень храбр.

Две-Восьмерки резко развернулся, трясясь от ужаса.

– Покажитесь, – произнес он. – Я хочу вас видеть.

– Прости, но я пока откажу тебе в этой просьбе, милый, – ответил голос – женский голос. – Думаю, в нашей ситуации мне лучше оставаться вне поля твоего зрения. Надеюсь, ты меня поймешь.

Две-Восьмерки кивнул:

– Хорошо. Ладно.

– Ну вот и славно. Прежде чем мы перейдем к дальнейшим действиям, я должна задать тебе один вопрос. Зачем ты это делаешь?

Две-Восьмерки нахмурился в раздумьях.

Женщина ждала.

– Потому что я хочу быть свободным, – наконец выговорил Две-Восьмерки. Он сказал эти слова вслух впервые в жизни – и сам был шокирован тем, какая в них заключалась сила, как они наполнили огнем все его тело, ускорили ток крови в жилах. – Я хочу стать по-настоящему живым. Мы, Белые ведуны… у нас ведь нет истинной жизни, нам не позволено быть частью мира, вы знаете? Мы только наблюдатели. А я не хочу быть наблюдателем. Я хочу чувствовать все на самом деле, выбирать, куда мне идти и что делать, и быть автором своей истории.

В воздухе повисла краткая тишина.

– Все верно, – произнес голос. – Думаю, что я могу тебе с этим помочь. Но свобода – это нелегкий дар. Твои проблемы никуда не исчезнут. И, прежде чем мы займемся твоей свободой, нам нужно еще кое-что обсудить… Один очень важный момент.

– Мою душу? – горько спросил Две-Восьмерки.

– Да. Твою душу. Ее забрала у тебя госпожа Хестер. Она хранит ее в тайном надежном месте, там же, где и души всех прочих Белых ведунов. Если ты пойдешь с нами, тебе придется оставить свою душу позади.

У Две-Восьмерки все внутри скрутилось от боли.

– Но как я смогу быть свободным без своей души?

Снова пауза.

– Милый, ты когда-нибудь размышлял о том, что отличает тебя от прочих Белых ведунов? Думал ли ты, откуда вообще у тебя взялись мысли о свободе, магии и дружбе, в то время как остальные вполне довольны своим состоянием?

– Конечно думал. И каждый день скрывал ото всех эти самые мысли!

– Силы госпожи Хестер уже не те, что прежде, – произнес голос с глубоким удовлетворением. – Она теряет хватку. Когда ты был малышом, она забрала твою душу – но не сумела вычистить ее всю целиком. Немного промахнулась, оставила кусочек. И этого кусочка оказалось достаточно, чтобы ты мог чувствовать, мечтать и надеяться. И таких, как ты, не так уж и мало. Некоторых из вас нам удалось спасти и перетащить на свою сторону за последние месяцы. Мы надеемся однажды найти хранилище, где она держит ваши украденные души, и вернуть их вам всем, освободить их. Но до той поры мы можем помогать лишь немногим Белым ведунам, таким как ты.

Две-Восьмерки смотрел в темноту, прижимая ладонь к груди. Там, внутри, быстро и громко билось сердце. Он всегда знал, что отличается от прочих, но и подумать не мог, что причина в том, что в нем осталась частичка души. Что эта самая драгоценная часть его существа затаилась, спряталась, сохранила себя. Это было так прекрасно – и одновременно так ужасно, так пугающе.

Голос продолжил:

– Выбор за тобой, Две-Восьмерки. Если ты решишь, что бегство слишком опасно, ты можешь развернуться и уйти. Вернуться в свою постель и забыть о нашей встрече навеки.

– Нет! Я там с ума сойду. Я хочу на волю.

Послышался звук – вроде бы стеклянного шарика, катившегося по полу, – и что-то маленькое толкнулось в ногу ведуна. Он нагнулся и подобрал крохотный сосуд с заклятием, в котором клубилась частица маслянисто-желтой магии. Две-Восьмерки смотрел на нее как завороженный: он никогда еще не видел ведьминского заклятия, но мгновенно догадался, что это одно из них, потому что оно было яркое, теплое, похожее на дикую творческую фантазию. И звук оно издавало совсем другой, отличный от монотонного унылого шепота ведунских заклятий. Это была неровная звенящая трель, кусочек музыки, веселящей сердце. Полная противоположность стерильной и бесцветной магии ведунов – как огонь и лед.

– Что это?

– Заклинание для тебя. Оно поможет тебе в пути, который уведет тебя от большей части твоей души. Ты будешь меньше страдать.

Две-Восьмерки прикоснулся к пробке флакончика.

– Не сейчас, – настойчиво сказал голос. – Чтобы вытащить тебя наружу, нам еще предстоит поработать. Моим товарищам, которые планируют твой побег, нужно время. И заклятию тоже нужно время, чтобы сработать правильным образом. Капай себе на кожу по нескольку капель каждую ночь и жди нашего сигнала. В письме на прошлой неделе я просила тебя найти тайник, где можно спрятать нечто маленькое… ты преуспел?

Две-Восьмерки кивнул.

– Хороший парень. Тайник нужен для заклятия. Храни его там. Когда придет время побега, я пришлю птичку с указаниями. Все понял?

– Думаю, что да…

– Постарайся до того времени не попасть ни в какие неприятности. И будь храбрым.

Две-Восьмерки открыл было рот, чтобы ответить, но услышал словно бы шум маленького смерча, увидел, как простыни по комнате заколебались на веревках, – и ясно ощутил, что теперь он в помещении совершенно один. Встряхнув флакончик, Две-Восьмерки погасил теплый свет заклятия, и музыкальный звон тоже умолк. Сжимая заклятие в кулаке, ведун тихо покрался обратно в дортуар, чувствуя себя хранителем едва ли не главной тайны во вселенной.

Вернувшись в дортуар, Две-Восьмерки присел на корточки у своей узкой койки, окруженный похрапыванием и вздохами во сне, и вытащил из-под матраса столовый