С поручением Ноя Нахмановича Циммерлинга он справился отменно – как, собственно, справлялся со всеми делами, кои ему приходилось решать в свои сорок с небольшим лет.

Об ушкуйниках, как выяснил друг Яцек, писали Никоновская и Тверская летописи, историограф Карамзин и знаменитый казанец, ректор императорского университета Карл Фукс. Остерман все сведения аккуратно заносил в свою записную книжицу в кожаном переплете с золотым тиснением на обложке, и к концу следующего дня, после разговора с Циммерлингом в Черноозерском ресторане, в книжице появилась исполненная аккуратным бисерным почерком следующая запись:

«Ушкуйники – это так называемые речные пираты, потомки норманнов, пришедших на Русь вместе с князем Рюриком и его братьями. Ходили они на больших лодках-ушкуях, потому и прозвались ушкуйниками.

С середины XIV века ушкуйники повадились нападать на земли бывшей Волжской Булгарии.

Первое упоминание об ушкуйниках датируется 1359 годом. В этом году ими был взят и разграблен до основания город Жукотин на Каме (Никоновская летопись).

В 1365 году пираты на 200 барках и ушкуях разорили множество городков на Каме и Волге. Их стан – древнее городище на Волге, к тому времени уже не существующее, близ теперешней деревни Козловка Чебоксарского уезда (Карл Фукс).

Следующий пиратский рейд относим к 1373 году. Цель похода – столица Булгарии город Болгар. Город осадили, едва не взяли приступом. Власти откупились 3000 фунтами серебра. Пограбив на Волге купеческие караваны, вернулись в свой стан с огромной добычей (Карамзин. История государства Российского).

1374 год – пираты до 2 тысяч человек напали на Кострому. Разорять не стали. Взяли дань драгоценными каменьями и золотом.

Затем в том же году пошли на Н.-Новгород, взяли его приступом, разграбили и сожгли.

Поплыли к Сараю. Астраханский хан Салчей открыл ворота города, принял радушно, как самых дорогих гостей, напоил допьяна, после чего и вырезал всех до единого (Карл Фукс).

Вскоре составилась новая ватага. Атаман – Анфал (Амбал). Логовом выбрал то же городище близ Козловки – удобно тем, что располагается почти на границе чувашских, татарских и русских земель.

В 1391-м осуществляется рейд по Каме и Волге. Взяты и впоследствии разорены Жукотин и Казань (Тверская летопись).

Последнее упоминание о новгородских ушкуйниках относится к 1409 году. Пошли по Двине, вышли на Волгу, взяли дань с Костромы, захватили Н.-Новгород, снова разграбили и выжгли.

Прошли Казань, разорять не стали, взяли дань серебром, спустились к устью Камы и стали ждать Анфала (он был в стане с полутысячею разбойников), чтобы вместе идти брать Болгар. Когда Анфал прибыл, обеспокоенные беки болгарские и жукотинские объединились и послали к нему послов, дабы договориться о сумме дани за то, чтобы он не брал их города.

Договорились. Послы вернулись назад. Затем под прикрытием каравана с дарами беки снарядили отряд лучших воинов, и во время вручения дани дружина Анфала была перебита, а сам он утоплен в Каме».

– Ну что же, рассказ твоего хохла Панченко вроде подтверждается, – сказал Остерман, владелец магазинов и доходных домов, приехавшему из Козловки Ною Циммерлингу. – Были и ушкуйники, и города они брали, и стан на Волге близ Козловки имелся. И награбленных сокровищ со златом-серебром да с драгоценными камешками имели в бесчисленном количестве; вот только непонятно, где все это добро теперь запрятано…

– А я их видел, – без всякого предисловия выпалил Циммерлинг. – Своими глазами.

– Что ты видел? – опешил Остерман.

– Сокровища эти видел. Вернее, те, что Панченко отыскал.

И Ной Нахманович, волнуясь, что ему было совсем не свойственно, стал подробнейшим образом рассказывать про свою «разведку»…

* * *

На следующий день после посиделок в Черноозерской ресторации господина Ожегова отправился Ной Нахманович Циммерлинг в гостиницу «Европейскую», что на Воскресенской улице, благо еще в день знакомства с приятнейшим молодым человеком по фамилии Панченко узнал – так, ненароком, – где тот изволил остановиться.

К его удивлению, он застал в номере Вольдемара Аркадьевича купца Мясоедова и какого-то тощего студента, постоянно кашлявшего в мосластый кулак.

– Ай-ай-ай, – попенял Циммерлингу Вольдемар, поздоровавшись и представив его присутствующим. – Ведь я же просил, чтобы вы никому о моем предприятии не говорили.

– А я и не говорил никому, – неожиданно для себя сконфузившись, ответил Циммерлинг. – Ей-богу…

– Да брось ты, Ной, – подал голос знакомый Циммерлингу по купеческому клубу второй гильдии купец Мясоедов. – Полгорода говорит уже о козловских кладах.

– Поверьте, Вольдемар Аркадьевич, – приложил Ной Нахманович руку к тому месту, где у всех нормальных и более-менее порядочных людей надлежало быть сердцу. – Я о нашем деле никому не…

– О нашем? – загорелся Панченко. – Так вы тоже в деле?

– Ну-у, возможно, – замялся Циммерлинг, – вначале хотелось бы съездить на место, поглядеть…

– Поглядеть, значит, – не очень весело усмехнулся Панченко, и Циммерлинг – о ужас! – почувствовал себя виноватым за такое неверие людям. Впрочем, не шибко виноватым, а так, слегка, да в общем-то и не слегка даже, а чуток, сущую мелочь. Так, что-то вроде комариного укуса, который даже и не состоялся, а в ушах – тонкий звон комариного полета и некая досада на кончике языка.

– А что? – неожиданно поддержал Циммерлинга Мясоедов. – Товар, прежде чем его купить, поглядеть да пощупать завсегда надобно… Таково правило торговли.

– Хорошо, – согласился Панченко. – Вот завтра все и поедем. Вы поедете? – обратился он к студенту Нуждину.

– Нет, я не могу, – ответил тот. – Мне до вакации еще недели две.

– Ну, смотрите, – заключил с улыбкой Панченко. – Итак, господа, завтра в восемь утра – на Устье, у третьей пристани. И прошу вас не опаздывать, а то пароход уйдет без нас.

– …подъехали мы к Козловке. Причалили. Панченко взял извозчика и прямым ходом в имение Собакина, – продолжал рассказывать Остерману Циммерлинг. – Имение, надо сказать, весьма и весьма старинное, но неухоженное какое-то, а сад и вовсе запущен. Сразу видно, хозяин не шибко богат.

– Не факт, – вставил ремарку в образовавшуюся паузу Остерман. – Может, он того… для конспирации.

– Что? – не расслышал Циммерлинг.

– Ничего, продолжай…

– Ну, попили мы чайку в беседке, да и поехали, – продолжил свой рассказ Ной Нахманович. – А как до Большого Оврага добрались, где стан разбойничий был, Панченко и говорит:

«Господа… мол, не сочтите за оскорбление какое или неуважение к вам, но далее поедем с завязанными глазами».

«Это почему же?» – спрашивает его Мясоедов.