«Хм... А не такой уже и гадкий», - мой взгляд, невольно став оценивающим, вильнул в ее сторону еще раз. - «Тоже вытянулась. Пожалуй, уже больше девушка, чем девочка».

Энергично потрясая букетом, толкнула короткую речь загорелая Тыблоко, под умильными взглядами родителей пробежала с колокольчиком вдоль шеренги сияющая восторгом первоклашка, вырвался из распахнутой двери школы на свободу и разлился в прозрачном сентябрьском воздухе первый звонок... Учебный год начался.

День прошел как кинолента, прокрученная в дымину пьяным механиком. Некоторые события проскочили мимо меня целиком, другие же запомнились в мельчайших и совершенно ненужных подробностях. От первого урока, вместившего в себе классный час и комсомольское собрание одновременно, память удержала лишь фрагменты Зиночкиной речи про всенародное обсуждение новой конституции. На химии начали электролитическое равновесие, но на слове «диссоциация» мой мозг забуксовал и впал в кому до перемены. Третьим уроком шла литература. Что там было - убей, не помню. Что-то ел на большой перемене, но что? Лишь к английскому я собрался и вышел из состояния грогги - Эльвиру лучше не злить. Впрочем, ее сарказм был еще по-летнему благожелателен, и часть урока я просто медитировал, разглядывая уходящие вдаль ленинградские крыши и купола Исакия на горизонте.

Тома на весь день прилепилась к Яське и выглядывала из-за ее плеча как осторожный солдат из-за бруствера отрытого в полный рост окопа. Даже домой они пошли вместе, хотя, вообще-то им в разные стороны. Отходя от школы, Яся быстро обернулась. Я крутанул пальцем воображаемый телефонный диск и, получив ответный кивок, побрел домой.

Серия отжиманий прочистила мозги и вернула способность связно мыслить. И что это было?

- Вдруг повеяло холодом от любимой души... - немузыкально провыл я, умудрившись сфальшивить на каждой ноте.

«Не обида. Нет, точно не обида. И не как с чужим, было бы безразличие. Она боялась. Не меня, а нашей встречи. А, значит...» - моя мысль замерла, отказываясь делать еще один шаг вперед.

Кляня Тому, Ясю, себя и весь белый свет, схватил трубку.

- Алло? Ясь? Привет. Ну?!

- Что ну?! Баранки гну! - взорвалась вдруг обычно выдержанная Яся и резко замолкла.

Я тоже помолчал, потом уточнил:

- Что случилось? Можешь сказать-то?

Она чуть слышно вздохнула, и от наступившей после этого тишины у меня по спине промаршировали мурашки.

Я кашлянул и скорректировал позицию:

- Или намекнуть?

- А сам не понял?

- Лучше знать, чем подозревать. У реальности есть границы, а у воображения - нет. Я тут себе уже такого напридумывал...

- Лето у Томы прошло насыщенно, - сухо констатировала Яся, - под его конец она влюбилась. И не в тебя.

Мое сердце пропустило удар, а где-то под ложечкой поселился злой комок, такой, что, казалось, плюнь на пол и от дерева вверх потянется едкий дымок.

- Ей показалось... - сказал я неожиданно охрипшим голосом и, прокашлявшись, повторил, пытаясь убедить скорей себя, - ей показалось. Затменье сердца какое-то нашло.

Трубка с сочувствием промолчала.

Я собрался с силами и уточнил:

- Ленинградец?

- Нет. Местный, крымский.

- И... - я запнулся, формулируя, - и как далеко все зашло?

- Далеко, - подтвердила мои худшие опасения Яся, а затем уточнила, охотно закладывая подругу, - даже целовались.

Я смог кривовато усмехнуться, услышав в Яськином голосе легкую зависть.

Могло было быть и хуже, да, могло...

- Понятно... - протянул я.

Хотелось бы сказать, что задумался, но это было бы неправдой. Голова моя была бесподобно свободна от любых мыслей. Я бездумно парил над миром, связанный с ним лишь тоненьким телефонным шнуром.

- Ну? Что делать-то будешь? - нетерпеливый голос Яси вырвал меня из этого по-своему сладостного состояния.

- Страдать и думать, - бросил я первое пришедшее в голову, - хотя... Все уже придумано до нас. Поэтому так: бороться, искать, найти и не сдаваться. Три четверти я уже сделал, неужели на последней четверти сломаюсь? Не... Не дождетесь!

- Молодец, - серьезно похвалила меня Яся, - борись. Я буду за тебя болеть.

- Болеть и немного подсуживать?

Яся хихикнула:

- Это ж неспортивно, как можно?

- Не можно, а нужно, - решительно сказал я, - всем нам нужно. И мне, и тебе, и, главное, Томе. Ты же ей настоящая подруга, да? Целоваться-то любой дурак может, а вот картошку посадить на даче... Да еще не на одной сотке... Вот где по-настоящему испытывается сила чувства!

Она засмеялась в голос:

- Да, семья чтит твой подвиг. Мы с Томкой вчера как раз картошку жарили с грибами, так мама Люба напомнила нам, кто ее по весне сажал.

- Вот! - от этого известия я немного воспрянул духом. - Ее тоже в судейскую бригаду надо включить, она дочке плохого не пожелает.

Мы еще немного вымученно пошутили, затем я закруглил разговор. Бросил в сердцах трубку и поморщился, сгоняя с лица походящую на оскал улыбку.

«О, боже... Ну почему?! Почему, несмотря на весь опыт, это опять так тяжело?! Как в первый раз», - эта мысль тяжело ворочалась в голове до самого вечера. И глубокой ночью, измученный злой бессонницей, я продолжал думать о том же, - «о женщина, порождение крокодила, имя тебе - коварство! Вроде как понарошку проскользнет в твою жизнь, как кошка мягким шагом сквозь чуть приоткрытую дверь, поначалу незаметная, как легкий утренний туман, и вот, не успеешь понять как, а она уже стала той частью мира, без которой эта реальность перестает существовать. Как им это удается?! Кто дал им такой злой талант? Зачем?! И мир уже не сладок, а ты - лишь жалкая муха, ворохающая опаленными крылами в паутине жизни...»

Понедельник, 05 сентября 1977, утро

Ленинград, ул. Чернышевского.

День не задался с самого утра. Да что там день! Жизнь не задалась! Что по сравнению с этим предательски скисшее молоко и завтрак сухими хлопьями? Синти мрачно толкнула дверь консульства и, зайдя на территорию США, привычно огляделась. Увы, но пальм за ночь опять не появилось. Шепота теплого моря вдали - тоже. А ведь так хочется!

Она сто раз прокляла тот день, когда, выпучив глаза, побежала впереди собственного визга докладывать Фреду о странном иероглифе. Был бы ум - промолчала. Ну, не заметила я, имела право! И грелась бы сейчас на Тайване. Но нет, захотелось отличиться... И теперь эта подвисшая операция держит ее здесь как цепь каторжника. Дура, о боже, какая дура!

В коридоре столкнулась с новичками - сладкой парочкой недавно приехавших архивариусов. Вот понаберут же таких уродов в консульство! Отойдя, украдкой вытерла руку о юбку. Брезгует она такими. Да все тут брезгуют.