Я снова повернулся к Джанин.

— И есть лишь один мастер обмана, — сказала она. — Истинный властелин иллюзий.

Если тебе от этого станет легче, мой старый друг, у нас никогда не было выбора.

— Жизнь — это фарс, Фил. Ее усталые глаза за очками наполнились слезами. — Чертов фарс.

Все было решено давным-давно, без нашего ведома и согласия.

— Что случилось? — спросил я. — Расскажи мне, что происходит.

— Я беременна.

Я уставился на нее словно парализованный.

— Я принимала противозачаточные таблетки, — произнесла она дрожащим голосом. — Врач сказал, такое бывает. Очень редко, но бывает. По его словам, когда наука и высшие силы сговариваются и решают, что должен родиться ребенок, это уже ничто не остановит. Чему быть, того не миновать, сказал он.

Наконец обретя дар речи, я спросил:

— Что собираешься делать?

— Я все время пытаюсь убедить себя, что сделаю аборт, — сухо произнесла она. — Что просто убью ребенка. Покончу с этим прямо здесь и сейчас. Хотя знаю, что не смогу. Знаю, что не смогу.

— Всё в порядке, — сказал я ей. — Мы преодолеем это вместе.

Я присел перед ней и коснулся ее ноги. Она вздрогнула и сдвинулась назад, вжавшись глубже в кресло, в попытке отстраниться от меня.

— Не надо, Фил, — произнесла она, нижняя губа у нее подрагивала. — Пожалуйста… не надо. Особенно сейчас.

Я убрал руку и встал.

— Мне снились страшные сны, — сказала она. Лицо у нее снова было залито желтоватым светом свечи. — Эти сны полны крови и огня, и в них я понимаю. Понимаю, кто я такая. Понимаю, кто такой Мартин. Понимаю, потому что он нашептывает мне из моих снов, изнутри меня.

— Джанин, посмотри на меня. Мартин — не Антихрист, и он не имеет никакого отношения к ребенку внутри тебя.

— Нет, — возразила она, кивая. По лицу у нее снова струились слезы. — Имеет. И даже сейчас он растет внутри меня.

— Нет. — Я снова подошел ближе, но не стал ее касаться. — Даже если верить ему, он сам сказал, что переродится через инцест. Мы никак не связаны.

Она не спешила отвечать, и я все понял. Меня словно ударили ножом в живот. Казалось, будто все внутри рвется и кровоточит.

Моя мать была алкоголичкой и наркоманкой.

— Мы…

Я увидел сквозь слезы, как расплывается ее лицо.

Она и мой отец никогда не были женаты. Мать ушла от него, когда я была еще младенцем, поэтому я не знала его и никогда с ним не встречалась.

— Ты думаешь, это совпадение, что мы с мамой так часто переезжали? Она начала вести кочевой образ жизни задолго до моего рождения. И по причине своей наркозависимости и алкоголизма спала с бесчисленным множеством мужчин. Совпадение?

К тому времени как я пошла в школу, ее уже не было в живых.

— Думаешь, это совпадение, что какое-то время она жила в Неваде? Что из всех штатов она выбрала именно этот? Что из всех мужчин, с которыми она встречалась, она забеременела не от кого-то, а от конкретного человека, того единственного, благодаря которому наши предназначения исполнились бы.

Очевидно, он довольно долго жил в Неваде.

— Или что моя мать умерла здесь, в Массачусетсе. Разве совпадение, что я познакомилась с миссис Дойл и пошла к ней работать? Подумай, что должно было произойти, какие условия надо было выполнить, чтобы все сошлось. Даже если б не хватало одного элемента, весь карточный домик рухнул бы. Но этого не произошло.

Я наняла одну фирму, чтобы отыскать своего биологического отца.

— Пока тебя не было, я получила ответ, — сказала она. — Мой отец умер в Неваде два года назад. Его звали Луис Моретти. У нас один отец.

Зажав руками рот, я попятился назад, прочь от света.

— Я — твоя сестра, Фил. И я беременна твоим ребенком.

Какое-то время я оставался в тени. Наконец я снова подошел к Джанин и встал над креслом. Она медленно поднялась на ноги.

— Я знаю, что ты хочешь сделать, — прошептала она, медленно гладя мне руки. Ее груди выпирали из-под легкой ткани рубашки, соски возбужденно торчали. — Но я знаю, что не будешь. И ты тоже это знаешь.

Она уже смирилась со своей судьбой, но чего она не знала, так это того, что в тот момент прозрения со мной произошло то же самое. И убийство шрамовника, и казнь Мартина привели меня к этому. Насилие и безумие… все подготовило меня к этому моменту, придало мне сил и закалило. Кровь освятила меня, очистила меня для этого решающего момента, этой судьбы, нашей последней миссии.

И тогда я понял, чьей пешкой я был на самом деле.

«Очисти его кровью, — сказала старая слепая монахиня. — Его можно очистить лишь кровью».

Она имела в виду не Мартина.

Спаси его. Спаси нас.

Она молилась за меня.

Как говорят, дьявол кроется в деталях. Но иногда то же самое можно сказать о Боге.

Может показаться, что это конец, но на самом деле это лишь начало истории — моей истории, нашей истории — истории, которая старше самого времени. Происходило всякое. Фрагменты вставали на свои места, и обратный отсчет, тягучий как капля морфина, шел медленно и неумолимо. Но я должен был догадаться. Должен был понять, что грядет. Но никогда не знаешь заранее. Ничто никогда не выходит, как ожидалось. И сколько бы ты ни видел тот несущийся по рельсам поезд, ты никогда не ждешь, что он собьет именно тебя. Но все это заблуждение, обман, уловка. Жизнь — это игра не только в выживание, но и в манипуляцию и доминирование, в консолидацию власти, как говорил Мартин, и он был не так уж далек от истины. Все играют — по крайней мере, думают, что играют. Даже те, кто притворяются, что не делают этого. Проблема в том, что дьявол тоже играет. И он — величайший обманщик из всех.

Я понимал, что буду гореть за это в Аду, хотя иного и не ожидал. Я все время ошибался. Спасение, которое я считал таким близким, возможно, все еще было в пределах досягаемости, но за него пришлось заплатить ужасную цену. Боги ничего не дали нам бесплатно. Я думал о своем ребенке, моей драгоценной Джиллиан, и надеялся, что с ней все будет в порядке. В этой темной комнате, в этом просторном и одиноком доме, я отдал бы что угодно, чтобы еще раз обнять свою дочь, чтобы шепнуть ей на ухо, как сильно я ее люблю и как горжусь ею. Она по-прежнему будет так считать, но после сегодняшней ночи будет ли это иметь значение?

Вес спрятанного у меня под курткой пистолета напомнил о его присутствии.

Когда Джанин наклонилась и поцеловала меня, я обхватил ее руками и притянул к себе. Наши языки встретились, и я почувствовал, как ее тело содрогается от рыданий, уступая тому, что она не могла остановить.

После поцелуя я крепко ее обнял и прижал к себе, так, чтобы она не видела моего лица. И, сделав глубокий вдох, задул свечу у нее за спиной.