— Вечером поедим, Рома, сейчас есть дело. Надо Хазина похоронить.

— Что?!

— Хазина, — сказал я, стараясь оставаться спокойным. — Похоронить Хазина.

— Мы его еще и хоронить должны?! Он мне в морду пистолетом тыкал! И тебе, кстати! Тебе что, все равно?

— Можешь с чистой совестью нассать ему в гроб, — сказал я. — Никто тебя за это не осудит.

Мимо электросетей. Все мечтают работать в электросетях. Электросети были основаны в тысяча девятьсот тридцать пятом году для обеспечения потребностей снарядного завода и завода по производству противогазных стекол.

— Да не хочу я ссать ему в гроб, — ответил Роман. — Мне плевать на него! Почему я должен его хоронить?!

Мимо «Сельхозтехники», мимо старой заправки, мимо чермета и цветмета, мимо заглохшего ОАО «Аграрий».

— Витя! Что за бред?!

Мимо новой заправки. От переезда направо, я остановился возле поворота к Еленскому.

— Нам надо похоронить Хазина, — сказал я. — Это наша судьба.

— Это… что-то мне напоминает, — сказал Роман. — Витя, ты разве не видишь?!

Мне это тоже напоминало. Если бы напоминало, это все было один в один.

Звонок. Аглая.

— Мама приходила к тебе? — раздраженно спросила Аглая, не поздоровавшись.

Телефонный гнев ее был весьма премил.

— Да, приходила. Она волнуется…

Но я не успел объяснить все по-хорошему, поскольку Аглая продолжила ругаться. В основном она ругала маменьку, однако доставалось и мне, и отчего-то Роману, по мне, так человеку абсолютно здесь постороннему.

Потом Аглая спросила, чем мы заняты вместо дела, и я сказал, что решили немного похоронить Хазина. Аглая рассмеялась, решив, что это шутка, но я сказал, что правда. Аглая замолчала, видимо, пытаясь определиться — стоит ли ей ехать на кладбище или воздержаться, я не знал, что ей посоветовать. Мне хотелось увидеть Аглаю, но было бы странно встречаться на кладбище. К тому же голос ее звучал температурно, к счастью, Аглая решила не ехать. Но она все равно ругалась.

— Что она сказала? — нахмурился Роман.

— Сказала, что сильно нам завидует. Что она сама хотела предложить хоронить Хазина, но немного заболела. А ты ругаешься… Мы приедем на кладбище — и ты увидишь там очередь желающих.

— Ты это серьезно? — спросил Роман удрученно.

— Более чем. Сам увидишь. Потом, Рома, ты же хочешь стать писателем — а писатель должен… проникать… Не, если ты не хочешь, я тебя высажу.

— Мы что, прямо сейчас едем?!

— Сейчас, Рома. Время не ждет.

Роман пытался осмыслить, я, если честно, тоже.

— Это напоминает мне «Вия», — сказал Роман через минуту. — Хома Брут забил поленом панскую дочь, а она раз — и ведьма. А полковник…

— Полковник? — насторожился я.

— Ну, папа ее был полковник, — напомнил Роман. — И он попросил Хому похоронить панночку…

— Он попросил ее отчитать, — поправил я.

— Надеюсь, нам отчитывать Хазина не придется, только закопать… Я к тому, что для Хомы все плохо кончилось. Сатана затащил его в ад, между прочим. Витя, тебе не думалось, что мы немного…

Согласен. Мы немного увязли. Или много.

— Мы опять во всем этом принимаем участие, — сказал Роман. — А мне, в принципе, и прошлого раза с запасом хватило.

— Насколько я помню, все это было твоей идеей, — сказал я. — Ты хотел вернуться в Чагинск, установить истину, вывести на чистую воду и так далее.

— Я не предполагал, что… дойдет до такого…

— Так ты, Рома, мимо?

Роман промолчал.

— В принципе, Аглая…

— Поехали!

И мы поехали в сторону кладбища. Роман хмурился.

— Я одного не пойму — почему ты так спокойно относишься к этому? Ты не удивлен?! Ты не считаешь, что это… перебор?!

— Каждый, ступивший на скользкий путь возвращения, должен быть готов, — ответил я. — В потоке возвращения возможны любые странности, и да, Рома, я не удивлен. Мы существуем в мире, стянутом цепями казуальности, событие, случившееся однажды, многократно увеличивает шанс своего повторения. Если на пластинке образуется царапина, на следующем обороте игла неизбежно попадает в борозду снова, если в тебя раз ударила молния, вероятность того, что это повторится, велика. И потом, что такого уж необычного происходит? Вот если бы нам пришлось два раза хоронить именно Хазина — это был бы серьезный вызов, а так… рутина.

— Вот зачем ты так? — спросил Рома. — Мне иногда кажется, что ты бредишь вслух… Ты упрямо отказываешься признать, что вокруг нас разворачивается… Я не знаю, как это точнее назвать.

Смерть в мертвецкой.

— Вариант нормы вокруг нас разворачивается, — сказал я. — И потом, у тебя всегда есть выбор.

— Есть? — с надеждой спросил Роман.

— Разумеется. Тебя же никто насильно не заставляет его хоронить. Я могу остановиться и выпустить тебя из машины. Остановиться?

Роман задумался.

Новое кладбище располагалось за десять километров от Чагинска в сторону Еленского. Асфальта в этом направлении не лежало никогда, но дорогу успели разъездить и отсыпать опилками. Лес был с просветами и делянками, некоторые делянки зарастали подлеском, на других лежали аккуратные сосновые хлысты и штабеля бревен, кое-где отдыхала лесозаготовительная техника и высились горы осучкованных веток. Солнце мелькало за деревьями, слепило и раздражало. Пахло пережеванной древесиной, иногда вместо опилок дорогу отсыпали корой и шишками, и тогда пахло прелыми шишками; иногда пахло углем — вокруг Еленского обжились углежоги Сарычева, они спали днем, а ночью раздували цистерны и ямы, и лес начинал пропитываться дымом, дым пугал зверей, и они бежали из своих нор на кладбище, спали между могил; если потихоньку прийти на новое кладбище утром, то можно их увидеть.

Кладбище проявилось неожиданно, слева и справа возникли одиночные могилы, они выглядывали из-за деревьев золотистыми крестами и были разбросаны безо всякой системы — то поодиночке, то сбиваясь в кучки. По мере продвижения могилы выравнивались и притягивались к дороге, вместо крестов начались гранитные памятники с алмазной гравировкой; я перешел на первую передачу, ехал со скоростью шага.

— Что-то не понимаю… — Роман смотрел в окно. — Новое слово в погребальном искусстве… Кладбище-улица? Кладбище-проспект?

Кладбище-велодорожка. Робот-шпигователь. Универсальный оптимизатор тления. Передвижной дегидратор. Похоже, кладбище организовали на вырубке.

— В окрестностях Чагинска много просек, — сказал я. — Зачем месту пропадать?

— Логично. Притормози…

Я затормозил. Напротив памятника некоему Ковылеву.

— Что мы должны делать? — спросил Роман. — Как в прошлый раз? Витя, ведь не будет, как в прошлый раз?

— Нет… надеюсь. Постоим, потом поедем домой.

— Хорошо, — сказал Роман. — Постоим так постоим. Не сомневаюсь, этот эпизод украсит нашу книгу.

Человеческий мозг обладает забавным свойством оправдывать любую, самую невообразимую действительность. Вероятно, это защитный механизм.

— Ты знаешь, что звери любят спать на могилах? — спросил я.

— Нет.

— Звери обожают спать на могилах. Один орнитолог наблюдал за во́ронами, их