— Побыстрее к начальнику лагеря! — крикнул он, улыбаясь во все лицо.

— Я должен сначала одеться, ведь я не могу явиться к коменданту в таком виде.

— Но поскорее, товарищ полковник! Через несколько минут я стоял перед начальником лагеря.

— Здравствуйте, товарищ полковник, — встретил он меня. — Мне поручено сообщить вам, что вы сегодня же покинете наш лагерь. Спокойно уложите вещи и попрощайтесь со своими товарищами. В 18 часов кухня выдаст вам ужин, а в 19 часов приходите сюда.

— Можете ли вы сказать мне, куда я поеду? Начальник лагеря улыбнулся:

— Этого я не могу вам сказать, но вы поедете в западном направлении. Желаю вам в будущем всего хорошего. Счастливого пути!

Так быстро я еще никогда не пересекал лагеря. По дороге мне встретился генерал Вульц.

— Я уезжаю! — крикнул я ему.

— Куда? — спросил он.

— На запад. Больше я ничего не знаю. В 19 часов отъезд в Иваново.

Известие о моем отъезде быстро распространилось по всему лагерю. Даже генералы, которые обычно избегали нашего дома, проявили любопытство. Я быстро уложил свои вещи. Следовало попрощаться с товарищами, с которыми меня связывала крепкая дружба. Это было нелегко, но мы были уверены, что во всяком случае встретимся в Германии и там продолжим начатое здесь дело.

В Иванове, куда я прибыл в сопровождении одного майора и переводчика Лебедева, мы сели в ночной поезд на Москву. Я долго еще смотрел через окно купе в ночную темноту и думал о Германии, о родине. В Мекленбурге, Бранденбурге, Саксонии-Ангальт, Тюрингии и Саксонии были размещены! части Красной Армии, на западе находились англичане, французы, американцы.

Моя жена проживала в Гессене. Вместе с нашей дочерью она жила в доме родителей в Мюнценберге, близ Бад-Наугейма. Это была американская зона оккупации. Если бы меня теперь спросили: «Куда ты хочешь, где ты будешь работать в будущем?» — я ответил бы без колебаний: «Туда, где вырисовывается новая Германия, там я приложу все свои силы». Но согласятся ли жена и дочь последовать за мной?

Поезд прибыл на Казанский вокзал. Мы были в Москве. Меня ожидал советский старший лейтенант. Сердечно попрощавшись со своими сопровождающими, я пошел с ним к автомашине, стоявшей перед вокзалом.

— Куда мы едем?

— Увидите, — ответил, улыбнувшись, старший лейтенант.

Когда столица осталась позади, я понял, что это не была знакомая уже мне дорога в Красногорск. Может быть, в Турмилино? — гадал я, вспоминая рассказы генерала Бушенхагена. Тогда по правую сторону шоссе вскоре должен быть аэродром. Действительно, вот и он. Здесь стояли десятки самолетов.

Прямо в лесу мы наткнулись на большой поселок. В тени деревьев и среди садов маленькие и большие деревянные дома в один или два этажа, имелись также каменные постройки — это был так называемый дачный поселок. Обычно дачи бывают заселены только летом. За высоким дощатым забором была наша цель — привлекательный загородный дом с застекленной верандой и террасой, выходящей в сад.

В то время как меня приветствовал советский майор, из-за угла появился мой друг Арно фон Ленски. От него я узнал, что здесь ждали прибытия Паулюса, Мюллера и профессора д-ра Шрейбера, которых пока еще не было. Арно фон Ленски рассказал мне далее, что вместе с ним мне предстоит совершить длительное путешествие на юг — на Волгу.

— Что мы там будем делать? Население не очень обрадуется приезду офицеров 6-й армии.

Ленски вынул книгу под названием «Сталинградская битва».

— Это сценарий советского автора Вирты. Режиссер хочет, чтобы немецкая сторона в фильме была изображена в правильном, неискаженном виде. Я уже просмотрел его. Завтра мы займемся этим вместе. В Сталинграде мы будем присутствовать при съемках на открытом воздухе. Потом съемки будут производиться в Москве, в помещении Мосфильма.

— Это интересно. Когда же это начнется? — спросил я.

— Самое позднее через неделю.

Через несколько дней мы сидели в скором поезде на Сталинград. Мы приближались к цели нашего путешествия. Слева и справа от железнодорожной линии простиралось бывшее поле битвы. Еще не все развалины удалось убрать. Горы железа и стали, разбитые машины, сгоревшие танки, орудия с разорванными стволами напоминали об ожесточенных боях. В Гумраке стояло много новых домов, аэродром снова работал. Большой город еще кровоточил тысячью ран. Но повсюду пробивалась новая жизнь.

Ужасные воспоминания вновь ожили во мне. Я представил себе десятки тысяч раненых, больных и умирающих от голода солдат 6-й немецкой армии, штабели застывших на морозе трупов, которые не хотела принимать замерзшая, как железо, земля. Я вспомнил ужасные дни и ночи между надеждой и уничтожением, последние часы трагического финала. Но не только это угнетало меня. Совершенно иначе, чем пять лет назад, я ощутил огромную вину, которую мы, немцы, взяли на себя, начав войну и вторгшись в Советскую страну, убивая и уничтожая. Увидев заново возникающий из развалин город на Волге, я вновь дал торжественный обет приложить все силы к тому, чтобы между немецким и советским народами царила вечная дружба.

В последующие дни мы иногда имели возможность осматривать город и ближайшие окрестности. На больших заводах в северной части города, особенно на тракторном заводе, производство уже опять шло полным ходом. Южнее реки Царица центральная улица была построена заново. На крутом берегу реки возвышалось белое здание театра. Ходили трамваи. Открыли свои двери кинотеатры, библиотеки, школы и больницы. Всюду взрывали развалины, убирали кучи мусора, росли новые жилые дома.

Ленски и я хотели побольше увидеть, поговорить с людьми. Возможность для этого представлялась во второй половине дня во время долгих прогулок с нашими сопровождающими и переводчиком. Прежде всего нас интересовало место, где так стойко и ожесточенно сражалась 62-я советская армия под командованием генерала Чуйкова. Небольшое происшествие показало, что дух советских бойцов жив и теперь. На высоком берегу Волги, недалеко от разбомбленного и сгоревшего нефтехранилища, мы увидели человека, работавшего лопатой. Он понял, что мы бывшие немецкие офицеры, и заговорил с нами. Выяснилось, что он принимал участие в великой битве как старший офицер.

— Вы сталинградец? — спросил я его.

— Нет, ни я, ни моя жена родом не из Сталинграда. Однако когда кончилась война, мы решили жить и работать в этом историческом городе, — скромно сказал полковник, который под конец войны командовал дивизией.

— Таким образом, вы уже живете здесь?

— Да, — сказал он, — вот там. — При этом он указал на развалину. — Это когда-то был дом. Вы видите, что от него осталось. Там мы жили иногда во время войны. Мы с женой временно там и поселились. А здесь мы строим себе новый домик из валяющегося вокруг материала. Вот это его план.

Он указал на отмеченный колышками четырехугольник, по краям которого он как раз копал канаву под фундамент.