прием, нам все равно пришлось ждать. Больницы — худшее место в мире. Напротив нас сидит женщина с жутким влажным кашлем, кажется, что она вот-вот отхаркнет свои легкие. Мерзкий тинейджер чешет кожу под рубашкой, при каждом движении его ногти издают отвратительный скребущий звук. Частички кожи, зараженной какой-нибудь отвратительной болезнью, наверняка переносятся по воздуху и оседают повсюду. Меня невольно передергивает. Мама берет меня за руку и сжимает ее. Наверное, она думает, что я беспокоюсь из-за доктора. Может, она и права. Я слегка потираю жесткую марлевую повязку на руке. Она меня раздражает, но я все равно не хочу ее снимать. Слишком боюсь увидеть, как ужасно выглядит рука. Я еще помню то стекло, разрезающее кожу.

Краем глаза я вижу черную тень. Он здесь. Тот фургон. Я сильнее сжимаю мамину ладонь. Откуда он знал, куда мы едем?

Я уже собираюсь рассказать про него родителям. Я знаю, этого лучше не делать, но мне просто необходимо поделиться своими страхами. Тут я слышу приближающееся цоканье каблуков: к нам идет медсестра.

— Ребекка Винтер? Доктор готов принять тебя.

Отец улыбается мне, а я сижу на стуле и болтаю ногами, дожидаясь, пока врач достанет все свои инструменты. Я буквально чувствую себя годовалым ребенком. Кабинет слегка маловат для всех нас, доктор нагнулся ко мне, рядом с ним медсестра, родители нерешительно топчутся у двери. Интересно, это нормально, что родители заходят в кабинет вместе с ребенком, если ребенку уже за двадцать?

Все инстинктивно задерживают дыхание, когда доктор снимает повязку. Нижний слой прилип к ране. Она отвратительная. Блестящая и какая-то выпуклая, бугорчатая, размером с монету в пятьдесят центов. Вместе с повязкой отрывается короста, и рана снова начинает кровоточить. Я отворачиваюсь, меня подташнивает.

— Все плохо? — спрашивает отец, которому, похоже, тоже нехорошо.

— Нет-нет. Это просто поверхностная рана, — успокаивает доктор. Я чувствую его горячее дыхание на руке, когда он говорит.

— Ты в порядке? — спрашивает мама, пристально вглядываясь мне в лицо.

— Все хорошо, — отвечаю я.

Я вздрагиваю, когда доктор опрыскивает рану антисептиком. Затем накладывает свежий пластырь и снова перевязывает мне руку.

— О’кей, сейчас мы только возьмем у тебя кровь, и вы можете идти.

— Зачем вам брать у меня кровь?

— Мы получили распоряжение из полиции сделать анализ крови. Ты должна была сдать кровь еще в прошлый раз, когда была здесь, — говорит он, не глядя на меня. Наверное, он думает, что мне стыдно за то, что я плакала и рвала волосы на голове.

— От Андополиса? — спрашиваю я.

Врач смотрит на бумагу.

— Да, Винсент Андополис, — читает он.

— Но зачем? Что вы хотите проверить?

— Вообще-то все. Мы сделаем тест на наличие инфекции или заболевания. Также анализ на токсины. — Потом добавляет сердито: — Хотя это было бы гораздо информативнее, сделай мы это в самом начале, как только тебя привезли.

Я пропала. Теперь, когда Андополис не может добиться от меня желаемого, он действительно сомневается. Он так быстро изменился, это уже не тот осовелый похрапывающий мужчина, дремлющий на больничном стуле. Я понимаю, что медсестра готовит шприц. Опускаю глаза и вижу на столе открытую карту Бек. Группа крови: А+. Уже к вечеру они выяснят, что это не я. Вся операция вот-вот провалится. Я отправлюсь в тюрьму. И навсегда потеряю маму.

Медсестра приближается ко мне со шприцем в руке.

— Я не хочу, чтобы вы это делали! — говорю я.

— Все в порядке, милая. Мы рядом, — успокаивает мама.

Меня охватывает ужасная паника. Сестра придерживает мою здоровую руку и пальцами в белых перчатках растирает вены в изгибе локтя. Я не могу допустить, чтобы она ввела мне туда иглу. Я могла бы притвориться, что падаю в обморок. Наверное, так и нужно сделать. Но тогда они могут взять у меня кровь, пока будут думать, что я без сознания. Игла на секунду зависает над мой кожей. У меня нет выбора. Я выбиваю шприц у медсестры из руки. Он брякается о пол — единственный звук в потрясенной тишине. Все взгляды устремляются на меня.

— Ребекка, — произносит шокированный доктор, — если ты будешь хулиганить, мне придется связать тебя. — Доктор говорит ровно и спокойно, но я отчетливо слышу ярость в его голове.

— Я не хочу, чтобы вы брали у меня кровь.

Мама делает шаг вперед и кладет руки мне на плечи.

— Не бойся, — говорит она. — Будет больно только одну секунду.

— Меня никто не слышит. Я сказала нет!

Лицо доктора напрягается.

— Это распоряжение полиции, Ребекка. Мы можем вызвать сюда охрану, чтобы связать тебя, мы можем арестовать тебя, или же ты просто позволишь мне взять у тебя кровь. Тебе решать.

На этот раз доктор берет меня за запястье, гораздо крепче, чем медсестра до этого. Я смотрю поверх него на отца, который опустил голову и уставился вниз на линолеум. Он мой последний шанс.

— Папочка! — говорю я со слезами. — Пожалуйста.

Он ловит мой взгляд и немедленно приступает к действиям.

— Уберите руки от моей дочери! — требует он и делает шаг вперед. Отец даже кажется выше ростом. Видимо, доктор тоже это замечает, потому что тут же выпускает мою руку.

— Мне очень жаль, сэр, но Ребекка должна сотрудничать. Я думаю только о ее благополучии.

— У моей дочери психологическая травма, а вы угрожаете, что свяжете ее? Я забираю ее домой. Немедленно.

Я сползаю с больничной скамьи на ноги и благодарно улыбаюсь отцу. Не думала, что он на такое способен.

Я была на волоске. Я знаю. Андополис самоутверждается. Он возвращает себе контроль, который, как я наивно полагала, был у меня. Это больше чем просто фрустрация — он сомневается во мне. Он сомневается в моей истории, в моих мотивах. Мне остается лишь надеяться, что он не сомневается в результатах ДНК-теста, но и такое возможно.

По дороге из больницы мы молчим. На каждом повороте я то и дело оборачиваюсь, пытаясь отыскать глазами фургон. Все-таки какое облегчение оказаться дома, запереть за собой дверь во внешний мир. С Андополисом и этим фургоном я вообще предпочла бы никогда не выходить на улицу. За мной охотятся. Повсюду преследуют. Дом — единственное безопасное место.

Я сижу на диване и пытаюсь ровно дышать. Беспомощность — это тупик. Страх — путь в никуда. Поэтому я пытаюсь подавить его, сглотнуть.

Родители не хотят, чтобы я сегодня встречалась с Андополисом. Отец звонит ему, чтобы отменить встречу, но я знаю, это будет не так просто.

Точно в срок его машина заворачивает на подъездную дорожку к дому. Я могла бы попросить