class="p1">Парень так резко обернулся, что я успела заметить выражение растерянности на его лице, которое через мгновение было скрыто маской безразличия и высокомерия.

— У меня забронирован билет на самолет, — как бы между прочим говорила девушка, проверяя мои руки, а парень внимательно ловил каждое её слово. — Но он отлетает только в четыре утра. У меня есть еще несколько дел, а после полуночи я буду полностью свободна, и эти оставшиеся четыре часа хотела прогуляться немного по городу, развеять мысли перед тем, как приступлю до работы. Не хочешь составить мне компанию?

Маска безразличия на мгновение предательски треснула, и наружу просочилась надежда с радостью, такие непривычные для этого парня. Но он, то ли в силу привычки, то ли из-за гордости, быстро взял себя в руки, и счастливая улыбка лишь тенью проскользнула по его губам.

— Ну, я ничего не планировал, так что так и быть, раз уж ты просишь.

Фёрт склонилась передо мной, из-за чего парень видел лишь её макушку, но я из своего места видела часть её лица, и видела улыбку, словно она знала, что скрывается за каждым словом и действием Рейна.

— Спасибо, я буду тебе очень благодарна.

— Ага, — безразлично бросил он и уже уверенной поступью вышел из комнаты.

Примерно с полминуты я удрученно вертела головой, глядя то на Фёрт, то на проем двери, где только что исчез Рейн. Девушка руками постепенно отламывала деревянные стороны ящичка, отделяя их от затвердевшей массы, и не говорила ни слова. Это меня еще больше озадачило и я, подозрительно прищурившись, спросила:

— Что вас связывает?

Фёрт освободила мою руку от дерева, взяла острый нож и начала медленно проводить им вдоль белого твердого прямоугольника. И только когда закончила — заговорила.

— Ну, когда я впервые увидела его — это было несколько лет назад, когда я, приехав в штат по делам, нанесла визит к Мелори, — он был той еще задницей, намного хуже, чем теперь, и ужасно замкнутым. Меня это позабавило и я решила немного растормошить его. Это не было добрым жестом, наоборот, унылые и злые люди всегда вызывали у меня насмешку. Тогда я даже не думала, что из этого получится, мне просто хотелось развлечься, и я некоторое время просто ходила по пятам за этим ребенком — тогда ему еще и восемнадцати не было. В общем, однажды он не выдержал, и, сдается мне, впервые за все время своей смерти закричал от злости. Выкрикивал все, что нужно и не нужно, что его достало и разозлило, от чего он устал. Многое я узнала за те три минуты. А потом он резко замолчал, глянул на меня так удивленно, и убежал. Признаюсь, мне тогда был уже целый век и я многое повидала, многое пережила, поэтому и не была тронута его откровением и безразлично отнеслась к этому. Но он меня заинтересовал, да и скуку нужно было как-то развеять, и я спонтанным решением подошла к Мелори и попросила у неё забрать на несколько недель Рейна с собой за копанию, пока гостю в штатах. Она сказала, что это ему решать, и если он согласится, то они с Данте не будут противиться. Лично я даже не ждала, что Рейн согласится. — Фёрт на секунду прервалась, разделив застывшую массу на моей руке на две половины, тем самым освобождая конечность, и занялась второй рукой. — Но парень вдруг согласился. Просто кивнул без вопросов и возражений, словно я предложила ему чай выпить. Пожалела ли я тогда о своем решении? Чуть-чуть, так как подумала, что лишний человек будет мне грузом, особенно такой неразговорчивый. Но с каждым днем наших разъездов я удивлялась тому отсутствию дискомфорта, что проявляется при длительном молчании наедине. Сначала Рейн был скован, но спустя неделю у него словно плотину прорвало и он высказывал свое мнение по каждому моему действию. Это были грубые и нелестные замечания, но меня это забавляло. — Она опять на время замолчала, сосредоточенная на разрезании силикона, после чего продолжила, — через месяц все мои дела в штатах были закончены, и я должна была вернуться в Европу. Много чего случилось за это время. Ясное дело что и мы несколько раз позволили себе расслабится и забить на правила приличия и огромную разницу в возрасте. Я не коплексовала, а Рейн в то время был, скажем так, не придирчив к еде.

— В каком смысле?

— В смысле немного сатириазист.

Но видя, что я все равно не могу понять о чем она, Фёрт многозначительно улыбнулась.

— У женщин это называется нимфоманией.

— Оу…  теперь поняла.

— Ну вот. Наша связь не имела каких-то романтических порывов или способом выражения чувств, или мимолетней слабостью. Все было вполне осознанно и никто из нас не ждал каких-то важных последствий. Никакой ответственности, никаких обязанностей. И когда я предложила ему поехать со мной в Европу. Я рассчитывала на простую компанию, которая бы забавляла меня на время моих странствий. Но Рейн знал, что жизнь со мной, значит жизнь среди толпы, а он ненавидел толпу, поэтому вернулся обратно домой. Мелори потом еще долго названивала, спрашивала, что я такое сделала с Рейном, что он вдруг начал говорить больше десяти слов в день, — засмеялась Фёрт. — Ну а мы с ним потом встречались лишь тогда, когда я приезжала в штаты по делам, или заглядывала к Мелори на праздники.

Она замолчала и начала упаковывать вещи в рюкзак, кинув перед этим мне полотенце.

Я долго думала над её словами, тщательно стирая остатки силикона с рук, после чего тихо спросила:

— Ты что-то к нему чувствуешь?

Девушка глянула на меня через плечо и слабо улыбнулась, покачав головой.

— Нет. Хотела бы, ведь, будь я упорней, могла бы избавить его от потребности быть одному. Но я отношусь к нему как к младшему брату, несмотря на некоторые ньюансы. И я бы не смогла дать ему той верности и покорности, которых требуют отношения, как и он не смог бы дать это мне. Понимаешь?

— А ведь ты ему нравишься, — грустно заметила я.

— Не настолько, чтобы он перешагнул свое упрямство. Он слишком молод и слишком сильно связан со своим потерянным прошлым. Телом он здесь, а душой плутает в своих воспоминаниях. И я не могу дать ему больше, чем простое сочувствие.

Я не знала, что сказать на это, и просто промолчала.

Закрыв упакованный рюкзак, Фёрт накинула на плечи свою куртку и подошла