Светорада брела за медленно увлекаемой волами повозкой. Мимо проезжали всадники, мычали подгоняемые бичами коровы, блеяли овцы. Шли, переговариваясь, женщины. Светорада молчала, подавленная гнетом своей злой Недоли. Вот она и рабыня, вот и опустилась ниже некуда. Где ее княжеская гордость? Ей бы не тащиться за повозкой, а лечь и умереть. Пусть бы ее убили, замучили. Но как она может решиться на такое, если в повозке сидит ребенок и зовет ее:

– Ма! Ма-ма!

Так у княжны началась новая жизнь.

Хотя в стане печенегов хозяином Светорады считался привезший ее из степи Сагай, это отнюдь не означало, что она была его женщиной, скорее она принадлежала всему становищу и была доступна всякому. Вскоре в кочевье не осталось ни одного достаточно взрослого или не совсем старого мужчины, который бы не обладал ею. И Светорада теперь искренне радовалась своему бесплодию. Понести от такого вот… животного – сохрани боги! И хотя княжна чувствовала себя безмерно униженной, все равно знала, что она лучше их, а потому держалась горделиво, с достоинством, что одновременно и раздражало печенегов, и вызывало к ней уважение. Ее почти не били. Печенеги вообще довольно терпимо относились к своим немногочисленным рабам, берегли их, как тот же скот или юрты. Заботились и об общих детях. Так что и к маленькому Глебу относились добрее и заботливее, чем к его матери. Ибо никто не сомневался, что Медовая, как ее тут все звали, мать голубоглазого малыша.

Глеб же, до этого почти не говоривший, теперь, оказавшись на общем попечении, среди множества людей, в том числе и детей, на удивление скоро залопотал на их языке. И хотя Светорада разговаривала с ним только по-славянски, мальчик, все понимая, отвечал ей на местном языке. Светораду это огорчало, хотя и сама она довольно скоро стала понимать грубый каркающий выговор печенегов. Попробуй тут не научись, когда за непонимание можно получить пинок, или пропустить черед садиться с миской у котла. Правда, вскоре она узнала, что одна из женщин в кочевье тоже славянка, хотя та и мало отличалась от иных печенежских женщин – такая же загорелая до черноты, коренастая и темноглазая. Светорада просто заметила, что та более внимательна к ней, иногда даже помогает. И однажды, объясняя Медовой, как надо выделывать войлок, она неожиданно перешла на славянский язык.

Светорада так растерялась, что только смотрела, удивленно моргая. А женщина, почему-то помрачнев, сказала:

– Чего пялишься? Я тут уже несколько лет. Многое позабылось. Но думаешь, они зря называют меня Липней?

Липня. Рожденная в месяце, когда на Руси начинают цвести липы, распространяя вокруг сладкий аромат. И вот… Одета, как печенежские женщины, разговаривает на их языке, дети у нее тут свои – чернявенькие, узкоглазые, кривоногие.

Постепенно Липня рассказала о себе новой пленнице. Она была из славянского племени вятичей, жила в богатом селище, пока однажды на них не совершили набег разбойники печенеги. Не из этого кочевья, другого, а с этим похитившие те степняки встретились уже позже, и ее, молодую крепкую рабыню, обменяли на пару дойных коров и большой котел варки мяса. Липня хорошо знала себе цену, потому что рабыню, которая столь дорого обошлась степнякам, тут ценили, сытно кормили, заботились, когда она прихварывала.

Липня поведала Светораде, что главой рода в этом кочевье является хан Таштимер – уже немолодой, но достаточно крепкий, чтобы стоять над другими, кочевник, толстый, но подвижный и властный. Он считается богатым среди других печенежских ханов, поэтому не очень рвется совершать набеги, хотя и не запрещает молодым воинам, когда те собираются в отряды и уезжают за добычей – то ли просто на охоту, то ли в набег на какие-то селения, а то и на иные кочующие роды. У печенегов это является особой свободой, своеобразным делом чести для мужчин. Самого же Таштимера больше интересуют скот и кочевка, чтобы его стада росли и были сыты, а люди ни в чем не знали нужды. Он известен как хороший хан, покладистый и разумный, его уважают за былую воинскую славу и почитают за силу его воинственных сыновей. Те уже взрослые и ходят собственными кочевьями, сперва выделенными им отцом из своего, но теперь уже приумноженными молодыми ханами. Хан Таштимер порой съезжается с сыновьями, и они кочуют вместе, а то устраивают долгие стоянки с песнями, охотой, хвастливыми речами о набегах. Они и торгуют между собой. Вот так Липня и перешла от одних печенегов к иным. Поначалу, как и Светорада, она тоже была общей женщиной, а потом забеременела и родила двойню. А это всегда считается признаком особой милости небес, потому что сама богиня Умай указывает на наиболее достойную женщину. Поэтому, когда Липню спросили, кто отец ее сыновей, она не растерялась и указала на одного из небедных воинов в кочевье, хотя и не была в том уверена. Однако ее избранник не стал перечить словам столь достойной женщины и при всех объявил, что берет Липню женой, которая войдет в его юрту на правах хозяйки. Вот так Липня и смогла ужиться в становище, постепенно привыкла и теперь всем довольна. Светораде было о чем задуматься. Она ненавидела свое нынешнее существование, однако надо же было как-то устраиваться даже среди того ужаса, в каком ей приходилось жить. И если уж становиться чьей-то женой… Не меньше, чем хана. С тех пор Светорада все чаще смотрела на властного тучного печенега в пышной меховой шапке с полуседыми, спадающими на грудь косами.

Прошлой зимой у хана Таштимера умерла жена, от которой осталась дочь-подросток, и на данный момент у него была только одна жена, уже старая, но очень им почитаемая. Ее все звали Ырас, она жила с Таштимером с его молодости, была матерью его пятерых взрослых сыновей, постепенно потеряла привлекательность, стала невообразимо тучной, ходила, прихрамывая на обе ноги, точно утка, и опираясь на палку. Но она была веселой женщиной, часто смеялась, так что тряслись ее отвисшие щеки, и хан, похоже, ее любил и ценил. Липня говорила, что хан уже слишком стар, чтобы интересоваться женщинами, однако Светорада могла бы ей порассказать, как Таштимер приходит к ней на расстеленный под телегами войлок, сопит, старается, порой у него что-то и выходит. Светорада решила, что надо постараться, чтобы у хана с ней всегда получалось. Противно? Нет слов. Но у нее теперь был маленький сын, и она должна была не только выжить, но и позаботиться о нем.

Признаться, Светорада рассчитывала и на кое-что другое. Печенеги, в том числе и старая Ырас, вскоре заметили, что невольница Сагая умеет вкусно и быстро готовить. Вот ханша и приказала, чтобы она стряпала только для их котла. Старый Таштимер тоже остался доволен. Как-то ночью, покряхтывая, он сполз с молодой рабыни и, чтобы как-то отметить ее, похвалил Медовую за вкусную похлебку из баранины, которую ел накануне. Он вообще теперь часто смотрел на нее, когда возвращался с охоты или просто сидел в сторонке. И когда вдруг замечал направленный на него взор молодой женщины, а то и ее улыбку, явно адресованную ему, его сердце начинало сладко ныть.

Он искал взглядом свою Ырас. Та сидела на разостланном войлоке в окружении старух, которые равномерно покачивались из стороны в сторону и вполголоса напевали заунывную песню. Ырас тоже пела. Она хорошая жена и не станет перечить, если он возьмет в свою юрту Медовую, думал Таштимер. Он снова и снова вспоминал рыжие, как выжженная солнцем степь, глаза Медовой, ее запах, хрупкое податливое тело, и кровь в его жилах начинала быстрее бежать. Ведь женщина всегда молодит мужчину.