– Тину, – повторил Ноэль.

Ситроэн безмолвно направился в сторону сарая, братья поспешили за ним. Жакмор, насупившись, прислушался к звукам, доносившимся из сада, и нерешительно зашел в столовую. Перевернувшись на живот, Клементина продолжала непристойно извиваться. Психиатр принюхался, после чего с явным сожалением покинул столовую и поднялся к себе. Он вытянулся на кровати и попробовал замурлыкать – получилось довольно неубедительно. Несмотря на все старания, приходилось расписаться в собственной беспомощности. Кстати, умел ли мурлыкать черный кот, которого он пропсихоанализировал несколько недель назад? Он принялся размышлять о Клементине – тоже интересная тема. Может быть, надо было до нее дотронуться? Он понюхал свои пальцы. Пахло служанкой, но запах был вчерашним, а потому совсем не стойким. Вот сидит он здесь, на кровати. А как же та женщина, наверняка продолжающая бесноваться внизу? Он сел, встал, вышел на лестницу. Перед дверью в столовую остановился. Прислушался. Было тихо. Он вошел.

Полуголая Клементина, похоже, заснула; во всяком случае, она перестала дергаться и лежала теперь неподвижно, завлекающее выпятив ягодицы. Жакмор почувствовал себя как-то срамно. Он подошел поближе. Услышав шаги, она зашевелилась и приподнялась. Жакмор замер.

– Простите, – сказал он. – Мне показалось, что вы звали.

Она взглянула на него усталыми мутными глазами и спросила:

– Что я делала на этом столе?

– Мм… – промямлил Жакмор. – Не знаю. Вам, наверное, было жарко.

Только тут она заметила беспорядок в своем туалете.

– Какой-то кошмар, – начала она и, как Ангель несколько минут назад, покраснела до корней волос. – Скажите, а… – запнулась она на полуслове.

Села, даже не пытаясь прикрыть голые ноги.

– Чего уж тут… Что, вы меня никогда голой не видели?

Сбитый с толку Жакмор не знал, что и ответить.

– Я, наверное, буянила, – предположила она, начиная одеваться.

– Боюсь, что да…

– Ничего не понимаю, – сказала Клементина. – Собиралась приготовить детям полдник, и вот… я здесь.

Она ощупала свой затылок.

– Я помню, что упала на этот стол. Вон шишка какая.

– Здорово же вы суккубнулись, – высказался психиатр.

Она подтянула штаны и пригладила растрепанные волосы.

– Ну да ладно, бывает, – заключила она. – Не думала, что меня так прихватит. Пойду готовить полдник.

– Они уже пополдничали, – сказал Жакмор.

Лицо Клементины помрачнело.

– Кто их накормил?

– Ваш муж, – ответил Жакмор. – А я вытер им мордашки.

– Ангель сюда заходил?

– Да, – ляпнул Жакмор.

Она быстро прошла мимо него и вышла в сад. Свернув на аллею, она уже почти бежала. Жакмор, поднимаясь к себе, шевелил мозгами – мыслил. А значит, существовал. Но обособленно.

Х

Ангель взял в руки клепальник и приступил к другому борту. Он приставлял наковальню с внутренней стороны борта, когда появилась раскрасневшаяся от быстрой ходьбы Клементина. Увидев мать, двойняшки радостно завизжали. Ситроэн подошел к ней и взял ее за руку. Ангель поднял глаза, оценил ситуацию и насторожился.

– Кто их накормил? – спросила она.

– Я, – сухо ответил Ангель.

Она была удивлена его тоном.

– А по какому праву?

– Хватит! – отрезал Ангель.

– Я спрашиваю, по какому праву ты взялся кормить детей, если было раз и навсегда решено, что ты ими заниматься не будешь?

Клементина не успела даже закончить фразу, как на нее посыпались затрещины. Она зашаталась. Ангель, бледный как простыня, затрясся от ярости.

– Всё! – гаркнул он.

Казалось, он успокоился, она поднесла дрожащую руку к щеке.

– Я сожалею, – наконец произнес он. – Но ты заходишь слишком далеко.

Дети подняли крик. Ситроэн наклонился, подобрал с земли гвоздь и изо всех сил всадил его в ногу Ангелю. Тот даже не пошевелился. Клементина расхохоталась навзрыд.

– Довольно! – отчеканил Ангель.

Она замолчала.

– А вообще-то, – продолжил он, – я сожалею только о том, что бил не изо всех сил.

Клементина покачала головой и пошла к дому. Дети семенили за ней. Ситроэн оборачивался и бросал на отца злобные взгляды.

Ангель задумался. Он мысленно прокручивал только что произошедшую сцену и нервно морщился; потом вспомнил, как жена лежала на обеденном столе, и краска залила его лицо. Он знал, что больше никогда не вернется домой. В сарае имелось достаточно опилок, чтобы мягко спать, да и ночи стояли теплые. Он почувствовал какое-то жжение в левой ноге, наклонился и выдернул гвоздь с маленькой золотой шляпкой; на холщовой штанине раздавилось бурое пятнышко величиной с клопа. И смех и грех. Жалкие опарыши.

XI

20 мая

С тех пор как Ангель переселился на свою верфь, Жакмор старался держаться от дома подальше. Он чувствовал себя неловко в присутствии Клементины. В ней было слишком много материнского, и проявлялось оно весьма необычно. Дело не в том, что психиатр усматривал в этом что-то непристойное – говоря о своей пустоте, а следовательно, о полном отсутствии понятий этического свойства, он совсем не лукавил, – просто это стесняло его физически.

Жакмор лежал в углу сада посреди буйных зарослей квашне-рыльника, отвар которого придает даже самым робким невероятную силу и решительность. Рассеянно пожевывая краеугольный стебель, он поджидал Беложопку, призванную провести с ним остаток этого ничем не выделяющегося дня. Мысль о выделении заставила Жакмора ощупать ширинку: безупречна ли? Как правило, при подобных исследованиях венцом дела неизбежно оказывался психиатров конец.

Услышав, как зашуршал гравий, он приподнялся. Появилась служанка в тяжелом шушуне – эдакая дородная плоскошлепая увальня. Она подошла поближе и плюхнулась рядом с психиатром.

– Работу закончила? – спросил он.

– Закончила, – вздохнула она. – И детей уже уложила.

Она начала расстегивать платье, но Жакмор остановил ее.

– Может, поговорим чуть-чуть? – предложил он.

– Не для того я сюда пришла, – ответила она. – То самое – пожалуйста, но без разговоров.

– Я хочу у тебя спросить только одну вещь, – сказал он.

Она разделась и села на траву. В этом укромном уголке сада они были как в шкатулке. Опасаться чьего-либо появления не приходилось; ни Ангель, ни Клементина сюда никогда не заходили. Жакмор раздевался медленно, испытывая терпение служанки. Она старалась не смотреть в его сторону. Их голые тела несуразно смотрелись на травяном фоне. Она легла на живот, затем встала на четвереньки.

– Ну, чего ж вы? – позвала она.

– Тьфу! – разозлился Жакмор. – Как меня достала эта идиотская поза.

– Да ладно вам, – отозвалась она.

– Это просто невыносимо, – сказал он.

И резким толчком опрокинул ее навзничь. Не дав ей времени перевернуться, прижал ее к земле и лег на нее всем телом. Она яростно вырывалась.

– Нет! – закричала она. – Только не это! Не надо так! Насильник!

Жакмор не ослаблял хватку.

– Я тебя отпущу, – сказал он. – Но сначала скажи мне, почему ты не хочешь по-другому?

– Не хочу, – промычала она.

Он нажал на нее еще сильнее. Он мог запросто овладеть