Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хорошо, хорошо, не волнуйся, — заверил он ее.
Никки посмотрела на Спенса, затем на свою мать.
— Джереми, Николь приехала, чтобы спросить нас, не приезжали ли мы к ней в прошлую среду, — сказала ему Адель. — Кто-то видел голубой «Мерседес» возле их дома примерно в то время, когда ребенок… — Создавалось впечатление, что она не может заставить себя произнести это слово.
Грант перевел взгляд с нее на Никки, а затем на Спенса.
— Я была в магазине, — напомнила ему Адель, — как и всегда по средам, а ты… А где был ты, любимый?
Глаза Гранта стали стеклянными; он, похоже, уже ни на кого конкретно не смотрел.
— Джереми, — настаивала Адель; на ее лице появилось испуганное выражение, — где ты был в прошлую… — Она всхлипнула и закрыла ладонью рот.
Никки была так напугана, что просто молча смотрела на отца, когда ее мать продолжила:
— Джереми, пожалуйста, скажи мне… Боже мой! — ахнула она. — Джереми, ты ездил туда?
Грант не смел поднять на нее глаз.
— Господи, это сделал ты, да? — закричала Адель.
Никки все еще не сводила с него глаз, ожидая, что он станет все отрицать, но он этого не делал. Она больше не могла сдерживаться и, сорвавшись с места, набросилась на него с кулаками.
— Как ты мог? — кричала она, и слезы ярости, ненависти и неверия ручьями текли по ее щекам. — Он ведь ребенок, твой внук! Как ты мог причинить ему боль?
Грант стоял как вкопанный, позволяя ей осыпать его ударами.
— Зачем ты это сделал? — рыдала Никки. — И почему ты решил, что тебе это так просто сойдет с рук?
Грант вздрогнул, когда она ударила его по лицу.
— Отвечай мне! — вопила она. — Зачем ты это сделал? Он был беззащитным ребенком. Отвечай немедленно! Только не стой вот так… О боже! — Она ахнула, когда Спенс подскочил к ней и крепко обнял. Никки повернулась к нему, рыдая так отчаянно, что едва держалась на ногах. — Он убил моего ребенка! — плакала она. — Он убил моего ребенка…
Адель ломала руки, будучи не в состоянии или просто не желая осознать чудовищность происходящего. Конечно же, Джереми не совершал этого ужасного поступка. Он на это не способен; но почему же он не защищается?
— Ради Бога, скажи хоть что-то! — взмолилась она. — Пожалуйста, скажи мне, что ты не причинял вреда ребенку.
Никки обернулась и посмотрела на него; она все еще ловила ртом воздух и пыталась вытереть слезы руками.
В глазах Спенса горела угроза, пока он ждал, когда же этот монстр ответит. Не будь он отцом Никки, Спенс давно бы уже избил его до полусмерти.
— Конечно, ты ведь не поехал туда, намереваясь причинить ему боль! — умоляла Адель, содрогаясь от ужаса при одной мысли об этой невероятной возможности.
Грант покачал головой.
— Нет, я приехал, чтобы повидаться с тобой, — сказал он Никки. — Я хотел… Это было… Есть одна тайна, о которой мы с твоей матерью так тебе и не сказали, — наконец произнес он, — и когда мы услышали, чем именно болен ребенок... Я… Я подумал, пришла пора тебе узнать правду.
— О Джереми! — ахнула Адель и зажала ладонями рот.
— Твоя мать не хотела, чтобы ты знала, — продолжал он, — она сказала, что это ничего бы не изменило, и я думаю, что она была права, но я… — Его голос стих, когда он прикоснулся трясущейся рукой к голове. — Я думал, что тебе нужно понять, как такое могло случиться, почему в тебе есть тот самый ген, и потому я приехал, чтобы сказать тебе.
Адель повернулась к Никки, глядевшей на них замученными глазами.
— Это не… Я не хотела…
— Просто скажи, в чем дело! — закричала Никки.
Адель повернулась к мужу. Он казался таким болезненным и разбитым, словно еще немного, и он упадет в обморок.
— Тебе с этим не справиться, — заметила она. — Почему бы мне…
Он кивнул.
— Да, расскажи ей, — согласился он.
Целое мгновение ничего не происходило; затем Адель кивнула, словно наконец смирившись с тем, что у нее нет выбора, и, нервно сглотнув, заставила себя повернуться к Никки и Спенсу.
— Для всех нас это будет нелегко, — предупредила Адель, — но я хочу, чтобы ты знала, Николь, что я всем своим сердцем сожалею… — она смахнула со щеки слезу. — Я совершила много ошибок… Мне бы хотелось… — Когда ей не хватило слов, к ней подошел Джереми и положил руку на ее плечо, и она крепко сжала его ладонь. — Я не знаю, с чего начать, — призналась она.
Словно набравшись сил или, возможно, собравшись с мыслями, Грант сказал:
— Давно, много лет назад, у меня был деловой партнер. Звали его Мэтью. Мэтью Кэрнс. Он твой настоящий отец, Николь. Я удочерил тебя, когда тебе было несколько месяцев.
Никки внезапно почувствовала, как пол уходит у нее из-под ног, словно мир начал вращаться и разваливаться на куски. Она видела, как мать закрыла лицо руками, и ощутила, как Спенс еще крепче обнял ее, но все это словно происходило с кем-то другим. Все это было иллюзией. Ее отец не был ее отцом. Человек, которого она любила всю свою жизнь, с кем боролась и кому бросала вызов, доверяла, смеялась и испытывала, но чьего одобрения никак не могла добиться, оказывается, даже не был ее кровным родственником — и он задушил ее сына. Ужасные, отчаянные рыдания вырвались из самых глубин ее души. Она не была уверена, что сможет слушать дальше.
И тут ее мать, очевидно, обретя дар речи теперь, когда ее муж показал ей путь, сказала:
— Мэтью умер, когда я была на седьмом месяце беременности. Мы были женаты, но брак… Брак был неудачным. Мэтью… Он любил выпить, а когда был пьян, становился жестоким. Я думала, что, если забеременею, он бросит пить, но вот только, похоже, это лишь все усугубило. Разочарование застилало ему разум, и он винил всех, кроме себя, в том, что его жизнь катится вниз. Он отчаянно хотел стать успешным сценаристом. Это была его страсть, навязчивая идея, но все сценарии, которые он отправлял, в результате возвращались к нему с отказом. Раз за разом. Это сводило его с ума. Он просто не мог смириться с этим. То, что фирма, которую основали он и твой отец… — она неловко посмотрела на Гранта, — становилась успешной, казалось, не имело никакого значения. Он умел ладить с людьми, все любили его и хотели вложить деньги в их бизнес, но затем на него наваливалась ужасная черная хандра и он топил ее в виски. Он не хотел быть биржевым маклером, он ненавидел эту работу, несмотря на явный талант, и чем успешнее он становился, тем сильнее отрицал свой успех. Он перестал заботиться о клиентах, потерял их деньги и даже начал кричать на них, когда они звонили с законными претензиями. Он всегда был пьян; когда это стало происходить в особенно безобразной форме, ни Джереми, ни его родителям, имевшим на него влияние, не удавалось убедить его вернуть контроль над своей жизнью.
У Никки кружилась голова от образа человека, испытывающего муки, человека, которого она уже никогда не узнает. Она спросила: