Сен-Жан-Вианне, вторник, 4 мая 1971 года

Анатали вздрогнула и прислушалась. Пол гостиной задрожал у нее под ногами. Она бросила быстрый взгляд на Эмманюеля, своего мужа. Тот был увлечен хоккейным матчем, транслируемым по телевидению: «Монреаль Канадьенс» играли с «Чикаго Блэкхокс»[24].

– Дорогой, происходит что-то странное! – воскликнула Анатали.

– Что именно?

– Прислушайся хорошенько!

С улицы донесся глухой гул, похожий на грозовые раскаты. Эмманюель Трамбле вскочил с кресла. Он вот уже пятнадцать лет работал в Жонкьере, но в 1962 году они с Анатали перебрались на постоянное место жительства в Сен-Жан-Вианне – старинный аграрный поселок, жители которого в настоящее время занимались в основном лесопереработкой. Их дочкам, Селин и Лиз, очень нравился жилой квартал поселка. Многие служащие из Арвиды, Кеногами и Жонкьера обосновались тут же, в современных домах, – на участке, насчитывающем несколько гектаров глинистой земли и четыре крупных водных артерии[25].

– Идем посмотрим! – предложил Эмманюель. – Я опасаюсь худшего.

Он вспомнил о несчастном случае, имевшем место месяц назад, по соседству: в результате оползня образовалась воронка глубиной в девяносто один метр. Однако никого в муниципалитете это не обеспокоило.

Перепуганная Анатали натянула шерстяную куртку и каучуковые сапожки. Красивая женщина с приятно округлыми формами, загорелая, в свои сорок шесть лет она не знала, что такое морщины, и в ее темной шевелюре не было ни одного седого волоска.

– Эмманюель, а как же наши девочки? Они в гостях у подруги, Алин, на другом конце поселка. Нужно взять машину и поехать за ними!

Муж с серьезным видом кивнул. Даже не взглянув больше на экран телевизора, он прихватил электрический фонарик и за руку вывел жену из дома. Оказавшись на улице, они тут же услышали вопли ужаса, перемежающиеся призывами о помощи. Почва качалась под ногами, словно палуба корабля, угодившего в эпицентр бури. Было очень темно, но фонарик Эмманюеля пронзал сумрак ярко-желтым лучом. Оказавшийся поблизости перепуганный мужчина замахал им руками.

– Все рушится, мсье Трамбле! Поселок рушится! Только что у меня на глазах провалился дом.

– Господи, какой ужас! – выдохнула Анатали. – Мои крошки! Мои девочки! Нельзя было отпускать их из дома!

Чрезвычайно взволнованный, Эмманюель привлек ее к себе. Гул не умолкал – вселяющий ужас, сопровождаемый глухим треском и непрерывными пронзительными криками.

Супруги Трамбле сумели вывести авто из гаража. Оба были решительно настроены добраться до дочерей – чего бы это ни стоило.

Автомобиль стал для них укрытием, где пришлось коротать время до рассвета: ощущение, что земля вот-вот разверзнется прямо под колесами, не исчезало. Эмманюель решил переждать, ведь дороги все равно были перегорожены, а пейзаж изменился до неузнаваемости, так что даже с включенными фарами невозможно было понять, куда едешь. Анатали, которая все время думала о том, живы ли их дети, судорожно прорыдала несколько часов подряд.

Утром выжившие смогли оценить масштабы катастрофы. Около сорока домов и трех десятков автомобилей оказались в огромной, заполненной грязью воронке. Через несколько часов подсчитали погибших: тридцать один человек. Мост на дороге в Шикутими снесло разбушевавшимся потоком.

– Господи, какое горе! – твердила Анатали, судорожно обнимая чудом уцелевших дочерей.

Едва грунт начал сползать, родители Алин увезли трех девочек подальше от жилого квартала.

– У меня нет слов, чтобы выразить вам свою признательность! – сказал Эмманюель своим соседям, которые и привезли Селин и Лиз. – Говорят, нам предстоит эвакуация – в Арвиду. Я же планирую отправить жену и детей в Сен-Прим.

– У меня там родственники, – пояснила Анатали. – А ты, Эмманюель? Хочешь остаться?

– Надо помочь несчастным, лишившимся жилища и остального имущества. Еще я хочу забрать из дома самые нужные вещи и погрузить их в грузовичок. Я приеду следом за вами, не волнуйся!

* * *

Через пару часов Анатали навсегда покинула Сен-Жан-Вианне[26], в котором прежде жила счастливо с любимым мужем и дочерьми.

– Мам, почему ты плачешь? – спросила у нее старшая, Селин, симпатичная восемнадцатилетняя девушка с рыжими волосами. – Мы еще легко отделались! Нужно радоваться!

– И разве плохо, что мы едем к бабушке Жасент? – подхватила Лиз, которой было четырнадцать. – Обожаю старую ферму! В Сен-Приме спокойно, особенно по сравнению с Шикутими или Арвидой.

Анатали заставила себя улыбнуться. Она никогда не делилась с дочерьми неприятными воспоминаниями, связанными с этой «спокойной» деревней, как только что выразилась Лиз.

– Я плáчу, потому что этой ночью испытала страх, сильнее которого не бывает, – объяснила она после нескольких минут раздумья. – Я представляла вас погибшими, похороненными в этой жуткой воронке. Я никогда столько не молилась, и Господь меня услышал – мои любимые девочки со мной!

Анатали с неохотой садилась за руль, хотя уже много лет имела права. Машину она вела медленно, с предельной осторожностью – сказывалась сильная нервозность. Она уже скучала по мужу, который сумел стать ей и защитником, и другом, а еще – внимательным и нежным любовником.

– Теперь Сен-Прим производит впечатление спокойного места, но в прошлом и на его долю выпали тяжелые испытания! То же можно сказать и о других городах и деревнях на озере Сен-Жан.

– Ты говоришь о знаменитой трагедии, которая случилась в мае 1928 года? – равнодушно переспросила Селин. – Мам, то, что переживает сейчас Сен-Жан-Вианне, в десять раз хуже. Сколько людей погибло!

– Твоя правда, милая!

У Анатали была возможность понаблюдать за дочерьми в зеркало заднего вида: им все равно пришлось остановиться на въезде в Сен-Жером – таковы правила. Селин собрала волосы в пучок. Лицо, усыпанное веснушками, курносый нос, неотразимый взгляд зеленых глаз… Лиз, темноволосая и миниатюрная, была поразительно похожа на Эмму, свою бабушку, чья фотография покоилась на дне чемодана, лежащего в багажнике.

– Полагаю, мои хорошие, мне нужно кое-что вам рассказать – сейчас, не откладывая. Не знаю, что бы со мной стало, потеряй я вас сегодня ночью, и я больше не хочу вам лгать. Бабушка Жасент не рассердится, она сама не раз просила меня открыть вам правду.

– Какую еще правду? – спросила Лиз. – Мамочка, у тебя есть от нас секреты?