При входе в дом на земле лежал тощий юноша. Эйла уже встречала его, но сейчас присмотрелась повнимательнее. Ему можно дать лет двенадцать, подумала Эйла, а его пояс свидетельствует, что он достиг зрелости, но по виду он скорее мальчик, чем мужчина. Произошедшее с ним стало очевидным. Бологан был весь в синяках и ссадинах, а на голове виднелась рана с запекшейся кровью.

— Он подрался, — сказала Зеландони. — Кто-то притащил его домой и оставил здесь.

Склонившись, Эйла осмотрела раненого. Она потрогала пульс у него на шее и заметила еще кровь, затем прикоснулась щекой к его губам. Его слабое дыхание имело знакомый запах.

— Он еще дышит, — сказала она Зеландони, — но ранение тяжелое, и пульс слабый. У него повреждена голова, и он потерял много крови, но, возможно, кости целы. Может, его ударили, или он упал и разбил себе голову о корень или камень. Наверное, поэтому он и не приходит в себя, к тому же от него пахнет березовицей.

— Я не уверена, стоит ли нам переносить его куда-то, но я не смогу лечить его здесь, — сказала Зеландони.

К дому подошла девочка, державшая на боку худющую сонную малышку, которая выглядела так, словно ее не мыли все полгода, прошедшие со дня ее рождения. Сзади за ноги девочки цеплялся сопливый малыш, неуверенно державшийся на ногах. И Эйле показалось, что за ними ковыляет еще один ребенок. Похоже, эта девочка заменяет им мать.

— С Бологаном все в порядке? — с тревогой поглядывая на них, спросила Ланога.

— Он жив, но ранен. Ты правильно сделала, сходив за мной, — сказала жрица. Она гневно тряхнула головой, рассердившись на Тремеду и Ларамара. — Мне придется лечить его в моем жилище.

Обычно только самых тяжелых больных переносили в жилище Зеландони. В такой большой Пещере, как Девятая, не предусматривалось особого помещения для содержания больных или раненых. Человека с такой раной, как у Бологана, Зеландони обычно лечила в его же жилище. Но в этом доме явно некому позаботиться о нем, да и Зеландони была невыносима сама мысль о необходимости входить в это зловонное и грязное жилье.

— Ты знаешь, где твоя мать, Ланога?

— Не знаю.

— А куда она пошла? — настаивала Зеландони, задав свой вопрос по-другому.

— Пошла на похороны, — сказала Ланога.

— А кто же заботится о детях?

— Я.

— Но ты же не можешь накормить малышку молоком, — потрясенно заметила Эйла. — У тебя нет молока.

— Я кормлю ее другой едой, — оправдываясь, сказала Ланога. — Она ест всякие отвары. Молоко все равно кончилось.

— Значит, Тремеда уже ждет очередного ребенка, — пробормотала Зеландони.

— Я понимаю, что в случае необходимости такие малышки могут есть и другую пищу. Чем же ты кормишь ее, Ланога?

— Отвариваю размельченные коренья, — ответила девочка.

— Эйла, может, ты сходишь и расскажешь Джохаррану о случившемся, — попросила Зеландони. — Надо прислать сюда пару мужчин с носилками, чтобы перенести Бологана в мой дом.

— Да, конечно. Я скоро вернусь, — сказала Эйла и поспешила выполнять поручение.

В конце дня Эйла вышла из дома Зеландони и вновь быстро направилась к Джохаррану. Целый день она помогала целительнице Девятой Пещеры и теперь собиралась рассказать вождю о том, что Бологан пришел в сознание и даже сказал нечто вразумительное.

Джохарран как раз дожидался этих сведений. После его ухода Пролева предложила:

— Хочешь что-нибудь поесть? Ты провела у Зеландони целый день. — Покачав головой, Эйла собралась уходить. Она уже хотела вежливо отказаться, но Пролева быстро добавила: — Или, может быть, выпьешь чаю? Он уже готов. С ромашкой, лавандой и липовым цветом.

— Ладно, чашку чая я, пожалуй, выпью, но мне нельзя задерживаться, — сказала Эйла. Доставая свою чашку, она подумала, уж не Зеландони ли предложила такой сбор для чая, или сама Пролева знает, что этот напиток полезен беременным. Он оказывал мягкое успокаивающее воздействие. Сделав глоток горячего настоя, предложенного Пролевой, она оценила его вкус. Он был приятным, его мог пить любой человек, не только беременные женщины.

— Ну как там Бологан? — спросила жена вождя, тоже налив себе настоя и присев рядом с Эйлой.

— Думаю, с ним все будет в порядке. Он получил сильный удар по голове, и рана обильно кровоточила. Я боялась, что сломаны кости, но все обошлось. Мы промыли рану и не нашли никаких переломов, однако, помимо здоровенной шишки на голове, у него хватает других ссадин и ушибов. Сейчас ему нужен покой и хороший уход. Очевидно, что он подрался с кем-то да еще выпил березовицы.

— Вот об этом Джохарран и хотел с ним поговорить, — сказала Пролева.

— Но меня больше беспокоит другой ребенок, — сказала Эйла. — Это еще грудная девочка. Я подумала, что другие кормящие матери могли бы поделиться с ней своим молоком. Так поступали женщины Клана, когда… — она нерешительно помедлила, — …когда у одной кормящей матери пропало молоко. Она ухаживала за своей матерью и сильно огорчилась из-за ее смерти. — Эйла решила не упоминать, что именно у нее пропало молоко; она пока никому не рассказывала, что в Клане у нее родился сын. — Я спросила Ланогу, чем она кормит малышку. Она сказала, что отваривает растертые коренья. Грудные дети, конечно, могут есть такую еду, но молоко им все-таки необходимо. Иначе она вырастет слабой и больной.

— Ты права, Эйла. Детям необходимо молоко. К сожалению, никто не обращает внимания на Тремеду и ее семейство. Мы понимаем, что об этих детях не слишком хорошо заботятся, но ведь это дети Тремеды, а люди не любят вмешиваться в чужую жизнь. Неизвестно, как надо вести себя с ними, поэтому большинство из нас просто не замечают их. Я даже не знала, что у нее пропало молоко, — сказала Пролева.

— А почему Ларамар ничего не сказал? — спросила Эйла.

— Сомневаюсь, что ему известно об этом. Он не балует вниманием детей Тремеды, разве что Бологану кое-что перепадает. Не уверена даже, знает ли он, сколько их всего, — сказала Пролева. — Он приходит домой только есть и спать, да и то не всегда, хотя это, может быть, и к лучшему. Тремеда и Ларамар вечно ссорятся. Обычно дело доходит до драки, и понятно, ей тогда достается больше.

— Почему она не уйдет от него? — спросила Эйла. — Она ведь может бросить его, если захочет, разве нет?

— А куда она пойдет? Ее мать умерла, кроме того, она всегда жила одна, поэтому у Тремеды нет пожилых родственников. У нее был старший брат, но он ушел, когда она была маленькой, сначала в Другую Пещеру, а потом вообще отправился странствовать по свету. Уже много лет никто не слышал о нем, — сказала Пролева.

— А может, она нашла бы другого мужчину, — предположила Эйла.

— Кто ж ее возьмет? Правда, ей удается находить мужчин, чтобы воздать уважение Матери на празднике Материнства, обычно тех, кто накушался березовицы, луговых грибов или чего-нибудь в том же роде, но статус ее очень невысок. Кроме того, кто захочет содержать ее шестерых детей?