Петр де Винеа

До какой степени неразборчивы были участники этой запутанной борьбы в средствах для достижения своих целей – видно из того, что случилось в 1249 г. с одним из ближайших помощников и доверенных советников императора, Петром де Винеа, который так много потрудился над устройством Сицилийского королевства. Он был заподозрен в сговоре с заговорщиками, которые замышляли отравить императора. Заговор был вовремя открыт, и Петр де Винеа, из низов поднявшийся до значения первого министра, был по приказанию императора ослеплен и вскоре умер. В том же году Фридрих потерпел и другую неудачу: его побочный сын Энцо (или Гейнц), правивший Сардинией, попал в засаду болонцев и был захвачен ими в плен. Но эта неудача была заглажена успешной битвой под стенами Пармы, причем императорские войска отбили у гордых пармских граждан повозку с их знаменем.

Смерть Фридриха II. 1250 г.

Неутомимый в борьбе, Фридрих лично собирался принять в ней участие, но в декабре 1250 г. скончался в замке Фиорентино, близ Лючеры. Из всех его сыновей один только Манфред присутствовал при его кончине. Он успел перед смертью написать завещание; дружественный ему архиепископ Палермский признал его членом церкви, исповедал и дал ему отпущение грехов. Говорят даже, будто он умер, облаченный в монашескую рясу, примиренный с церковью и успокоенный духом.

Этот замечательный и чрезвычайно разносторонний человек обладал необычайно живым и подвижным умом, проявлял большую любознательность, легко усваивал знания и так же легко излагал их в оживленной и легкой речи. При этом он проявлял расположение к науке, логике, медицине, естествознанию, обладал довольно значительной библиотекой, в которой, между прочим, находились греческий и арабский экземпляры произведений Аристотеля. Ему приписывается книга о соколиной охоте и итальянское стихотворное произведение, а циркулярные ноты и памятные записки, в составлении которых он принимал большое личное участие, доказывают в нем несомненный и довольно значительный публицистический талант. Особое удовольствие он находил в спорах, в оживленном изложении разных воззрений. Это расположение к диспутам на многих производило такого рода впечатление, будто он и сам разделяет мнения, к которым так охотно прислушивается. Один из магометанских послов, посетивших его двор, нашел даже, что Фридрих питает большое расположение к мусульманам, и, может быть, поэтому церковь, даже до полного разрыва с ним, никогда не верила в твердость его религиозных убеждений. И для этого было некоторое основание: он слишком много размышлял о религиозных предметах, слишком вдавался в споры догматического характера, гораздо более, чем то могло быть допущено церковью и ее руководителями, в особе государя. Большим недостатком Фридриха была двойственность, неустойчивость его нравственного существа, преисполненного самых резких противоречий: вольнодумство и преследование ересей, строгое отношение к окружающим и собственная распущенность – все это одновременно уживалось в нем и должно было отталкивать многих. Возможно, эта его неровность происходила именно от той дурной обстановки, среди которой ему пришлось вырасти и развиться: в этой обстановке честность и прямота, столь редкие во всякое время, были немыслимы. Он рано научился рассчитывать, хитрить и лицемерить, прибегать ко всякого рода уловкам, легко и щедро рассыпать обещания и играть своим словом. Несмотря на все это, в нем едва ли можно признать только хитрого политика и дипломата. В своей борьбе с папством он выказал себя человеком государственным, способным твердо и убежденно отстаивать самостоятельность светской власти против гнета папства. Большой ошибкой Фридриха было то, что он придавал слишком большое значение своему императорскому сану и, стараясь всеми силами это значение поддержать, разбрасывался, путался в бесчисленных и сложных отношениях и в то же время пренебрегал началами, которые уже стали проявляться в жизни его родной страны. Так, например, он не сумел воспользоваться пробуждающейся самостоятельностью городской и сословной жизни, как и многими другими многообещающими задатками развивающегося народного самосознания. Упорно держась крупных владетельных князей, он в то же время, похоже, не сознавал, что его власть как императора будет падать и терять значение по мере того, как возрастает власть князей, с одной стороны, а с другой – что и остальные сословия начнут заявлять вполне законные притязания на участие в жизни государства.

Конрад IV. 1250–1254 гг.

Велика была в папском лагере радость по поводу смерти грозного врага, которого ненавидевший его Иннокентий IV оценивал по достоинству: недаром он сказал при вести о смерти Фридриха, что теперь «бурный вихрь превратился в нежный ветерок». Он тотчас покинул Лион и вернулся в Италию. А для сына Фридриха Конрада IV (1250–1254) величайшим бедствием оказалась необходимость борьбы в Италии из-за сицилийских владений, наследственных в его доме. Неохотно он принялся за продолжение этой безнадежной борьбы, среди которой скончался его отец: он понимал, что о примирении с папой нечего и думать, т. к. и он, и вся вельфская партия поклялись погубить династию Штауфенов. В 1251 г. 26-летний король, при помощи своего (не единоутробного) брата Манфреда, явившись в Италию, подавил восстание и отстоял свои права. В 1253 г. он даже завладел последним оплотом мятежников – крепким городом Неаполем. Но эти успехи оказались совершенно бесплодными, т. к. уже в мае 1254 г. он умер в Лавелло (в Апулии). Наследником остался двухлетний мальчик, его сын Конрад от брака с Елизаветой, дочерью герцога Оттона Баварского.

Крестовые походы. Общий взгляд

Обеты освобождения святых мест держались еще некоторое время как идея, а вскоре превратились в фразу, которую никто уже не думал осуществить на деле. Эта фраза осталась употребительным орудием в арсенале западной церкви, – орудием, которое снова пускалось в дело, когда в великой исторической борьбе Запада с Востоком нападение шло с Востока. Употреблялось орудие и в других случаях. Остроумно и глубоко выразился философ – исследователь истории человечества, Гегель, говоря, что европейское человечество в своих воинственных паломничествах к гробу Спасителя обрело там ответ, который некогда был дан ученикам: «Что ищете Живого среди мертвых? Его здесь нет, Он восстал». Великие основы христианства и их сила, увлекающая и освобождающая народы, не связаны с обладанием определенными местностями, бывшими земным поприщем деятельности Спасителя, завещавшего своим ученикам, что он пребудет с ними до конца веков, всегда и везде. Грезе, которая из поколения в поколение все более и более утрачивала свой набожный характер, приносились в жертву почти ежегодно в течение многих лет громадные массы народа, – а между тем обладание Гробом Господним скоро было утрачено, и притом навсегда. Тем не менее, эти походы представляют в высшей степени знаменательную и полную глубокого значения эпоху в истории человечества. Во многих отношениях их влияние можно сравнить с совершением большого путешествия. Следует остерегаться признавать исключительным последствием крестовых походов то, что было результатом действия разнообразных сил того времени.