Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кемине слушал внимательно, глаза его были полузакрыты. Он что-то обдумывал.
— Ты беспокоишься за Нурмета? — спросил Хайдар.
— Нет, я не боюсь за него, — ответил Кемине, подняв голову. — Нурмет легко не сдастся. Он умный и смелый. Я думаю о другом.
— Если не секрет, поведай, о чем?
И Кемине поделился с другом своим замыслом:
— Твой рассказ зовет меня в Хиву. Я должен отправиться к Нурмету, чтобы посмотреть эти замечательные книги и помочь ему их перевести.
Сыновья Кемине молча слушали отца, по Курбанбагт-эдже не выдержала:
— Лучше бы вы не рассказывали ему об этом, Хайдар-ага.
— Почему? — повернулся Кемине к жене. — Правильно сделал, что рассказал. Очень приятная весть. Я благодарен за нее своему другу.
— Если благодарен, то поблагодари и сиди! Не поедешь!
— Не сердись, жена. Это мы обсудим вдвоем, — ласково улыбнулся Кемине. — Ты лучше не забывай заваривать крепкий чай…
Услышав, что к поэту приехал гость, соседи начали собираться в его кибитке. Пришли и дети, и юноши, и старики. В кибитке стало тесно. Снова поставили котел на огонь, еще раз испекли лепешки.
Высокий плечистый старик из соседнего аула подошел к поэту и высказал общую просьбу:
— Мамедвели! Порадуй наши уши стихами. И гость послушает, и мы послушаем.
— Правильно говорит, — поддержал старика Хайдар.
Кемине не заставил долго себя упрашивать. Он протянул руку к дутару:
— Что вам прочесть? О мудрости жизни? Или начать с любовных?
Чернобровый худощавый юноша в продранном на локтях халате, обутый в чарыки из дубленой кожи, нахмурил густые брови, будто говоря: "Смотри на меня и пой!"
— Начни с "Нищеты", шахир-ага, — сказал он.
— Не надо об этом, — возразил другой юноша. — Разве тебе, Сапар, не надоела бедность?.. Шахир-ага, начни со стихов о красоте наших девушек — прочти "Измучает меня", потом "Акменгли".
Сверстники его одобрительно зашумели:
— Правильно он говорит!
— Меред знает, что заказать!..
Молчавший до сих пор юноша из племени эрсари вставил и свое слово:
— Не забудь "Эрсаринскую девушку", шахир-ага!
Заказы сыпались со всех сторон. Но сегодня поэту не хотелось читать свои стихи. Кемине уселся поудобнее и сказал:
— Лучше я прочту вам стихи нашего мудрого учителя Махтумкули. Слушайте. — И он, тихо ударив по шелковым струнам дутара, начал вдохновенно читать стихотворение "Гость":
Ты черный волосок на камне черном видишь,
Но взор притупится: такое зренье — гость.
Ужель пришедшего к обеду ты обидишь?
Ведь ищет не еды, а лишь общенья гость[60].
Все притихли, стараясь не пропустить ни слова. Старик, приехавший из соседнего аула, беззвучно шевелил губами, мысленно повторяя стихи. Мужчины, сидевшие в кибитке, не подозревали, что за ее камышовыми стенами слушают Кемине их жены, дочери и сестры. В этот прохладный осенний вечер задушевный звук дутара и мягкий голос поэта, читающего стихи, радовали уставших за день людей.
Одна из женщин, толкнув слегка соседку, прошептала:
— Жена шахир-аги жалуется на бедность, а я согласна голодать, только бы иметь такого мужа. Его стихи заменяют хлеб…
Соседка не ответила, потому что Кемине начал читать новое стихотворение: "Дождя, дождя, мой султан!" В нем поэт молил о дожде для иссохшейся туркменской земли.
Уже на рассвете, когда запели петухи, Кемине сказал:
— Махтумкули собрал богатый урожай с поля поэтических слов. Его стихи можно слушать бесконечно. — И прочел еще одно, последнее стихотворение — "Ты станешь", которое заканчивалось словами:
Не плачь, бедняк, ты станешь подобен льву!
— Да услышит тебя бог! — воскликнул старый Оразмухаммед. — Пусть никогда не узнаешь ты болезней! Ты доставил нам большую радость. В мое старое тело ты вдохнул силу и молодость! — Он посмотрел на юношей и продолжал: — "Хорошего — понемножку", — говорят старики. На сытый желудок хорошо слушать стихи. Но мы давно сидим и утомили хозяина. Да и у каждого из нас завтра тысяча дел. Даже мне, старику, наверное, до самой смерти не видать покоя. Из Хивы прибыл караван Карсак-бая. Он привез маш и джугару. Мать моих сыновей давно уж состарилась, и трудно ей работать, но и она соткала маленький коврик. Если я завтра не сменяю его на маш или джугару, в доме нечего будет есть.
Кемине заинтересовался:
— Оразмухаммед! Кто ведет караван Карсак-бая?
— Наверное, Эсен-мурт[61], племянник кривого Акы, что живет на краю пустыни. Никому, кроме него, Карсак-бай не доверит свой товар.
— Но говорят, Эсен-мурт хотел жениться на младшей дочери Карсак-бая и это их поссорило, — сказал кто-то из гостей. — А может быть, люди говорят неправду?
— Э, кто их разберет, — махнул рукой Оразмухаммед и обратился к Кемине: — А ты что, хочешь присоединиться к каравану?
— Да, мне нужно съездить в Хиву.
Оразмухаммед не одобрил:
— До Хивы дорога дальняя. Впереди зима. В паши годы нельзя пускаться в такой путь.
Шахир усмехнулся, слушая слова одногодка.
— Ты считаешь меня стариком? Да ты не смотри, что у меня борода седая. Сил у меня много. И я напишу еще много стихов.
— Дай бог, дай бог! — ответил Оразмухаммед, оглядывая крепкую, статную фигуру шахира. — Смотри, ты сам должен знать свои возможности. "Не удерживай друга — пусть не упустит своей выгоды, врага не удерживай — пусть не узнает твоей тайны", — говорили раньше.
— Мой уважаемый гость привез из Хивы радостную весть, — сказал Кемине и поведал соседям о приглашении Нурмета. — Вы знаете, как я люблю книги. И если я не увижу их, не буду спокойно спать. Может быть,