— Половину прибылей нам, половину вам.

Биндони кивает:

— Если тираж придется выпускать подпольно, на нем не будет моего имени.

Перна разводит ручонками:

— Сказано — сделано. Возможно, в Тоскане мне бы и удалось провернуть более выгодное дельце, но, так как мы в лагуне, придется удовольствоваться и этим скромным вином с венецианских холмов.

Венеция, 10 июля 1545 года

Духи донны Деметры источают тонкий горьковатый аромат — эссенция ландыша. Этот запах без труда позволяет проследить ее путь или почувствовать ее присутствие в одной из комнат дома.

Она сидит за письменным столом, в передней части своей комнаты, с помощью пера и бумаги подводя месячный баланс.

— Заходите, дон Лудовико, располагайтесь здесь, поближе.

Серо-зеленые глаза приглашают к разговору… Несколько седых волос, сознательно не покрашенных, — единственное свидетельство возраста, оставленное жизнью на облике этой женщины с Корфу, дочери венецианского капитана и гречанки. От ее тела по-прежнему исходит необыкновенная жизненная сила.

— Вы хотели поговорить со мной, донна Деметра?

— Вы правы, — отвечает она с понимающей улыбкой. — Но прошу вас, садитесь.

Отдаленные университетские воспоминания позволяют мне понимать ее немецкий, перемешанный с латынью и греческим, странную смесь, которая, кажется, служит здесь универсальным языком, к которому привыкли практически все здешние купцы, — языком переговоров о делах, специях, тканях и фарфоре.

В чистоте этих глаз есть что-то магическое, древнее и завораживающее. В них светится ум женщины, разбирающейся в том, как устроен мир, этот многоликий и разношерстный мир, превративший Венецию в перекресток между странами и континентами.

— Признаюсь вам, дон Лудовико, я немного смущена.

Заученная фраза, фальшивая по содержанию и произнесенная совершенно несоответствующим тоном — преамбула к некой театральной импровизации, которая меня ожидает.

Донна Деметра складывает руки на коленях.

— Вы немец, и я прекрасно понимаю, что вам покажется странным, а может быть, и неприличным, если женщина заговорит с мужчиной о делах.

Я заверяю ее:

— Если лишь в этом причина вашего смущения, не стоит беспокоиться. Превратности судьбы заставили меня понять, что естественная для женщин практичность гораздо лучше узколобого материализма мужчин.

Улыбка становится шире.

— Я считала, что сделаю вам приятное, стараясь казаться наивной: как правило, мужчины находят особое удовольствие в том, что могут понять женские мыслишки и заботиться о них с недоступных вершин собственного жизненного опыта. Имея дело с вами, мужчинами, на равных, приходится постоянно притворяться, демонстрируя свое зависимое положение, иначе существует опасность ущемить вашу столь чувствительную гордость.

Я киваю, позволяя взгляду скользить по ее оливковой шее к роскошному декольте.

— Тогда забудем о нелепой гордости и один-единственный раз отступим от правил.

Именно этого она от меня и ждала.

— Я бы хотела вести с вами дела и превратить это место в раскошный и самый дорогой дворец любви во всей Венеции. У меня есть несколько идей по этому поводу, а у вас есть деньги для их осуществления.

Удобно устраиваюсь на стуле и кладу подбородок на руку.

— Уникальнейший случай, донна Деметра, постояльцу предлагают стать совладельцем борделя.

Она поднимает руку, призывая меня помолчать и дать ей закончить:

— Я не жалуюсь по поводу того, как идут дела в настоящий момент. Но жизненный опыт говорит мне, что нужно провести кое-какие изменения, чтобы увеличить доходность этого дома.

Улыбаясь про себя, я едва сдерживаю свое удивление: от Одера до Рейна я не встречал женщины, которая с такой легкостью и непринужденностью могла бы рассуждать о подобных вещах.

— Сейчас дело обстоит так: мужчины подыскивают девушек на улицах или приходят сюда, чтобы прогуляться по проходу между диванами с девушками, садятся рядом с той, которая понравилась им больше всего, знакомятся с ней и, если решают взять ее, оплачивают комнату и услуги. Что больше всего привлекает мужчин в этом?

Она ждет ответа, а я спешно привожу в порядок мысли, пытаясь сохранить лицо:

— Многое, я бы сказал, в зависимости от того, насколько они увлечены. В первую очередь это естественность ритуала.

— Правильно. Как я всегда говорю девушкам: не показывайте виду, что вы на работе, а когда вас приглашают, поднимайтесь так, словно вас пригласили на танец… Следовательно, мы должны сделать этот процесс еще более естественным. У клиента должно создаваться впечатление, что его избранница соблазняет его. На первом этаже будет роскошная таверна с прекрасным выбором самых изысканных вин и блюд. Место, куда богатый торговец может просто прийти, чтобы пообедать.

— Помедленнее, помедленнее, донна Деметра, у меня уже кружится голова.

Ее улыбка становится шире, и она возвращается к теме:

— Представьте, все будет так: в определенное время девушки входят в зал. Кто-то садится в зале, кто-то прислуживает за столами, кто-то идет за стойку разливать вино. Более решительные клиенты приглашают их присесть за свои столы, более скромные просят служанок выступить в роли посредниц.

Донна Деметра медленно поднимается: я уверен, что поза продумана, и это сделано намеренно, чтобы дать мне возможность снова бросить взгляд на вырез ее платья. Она становится сзади и начинает массировать мне шею кончиками пальцев. Дрожь заставляет меня испустить глубокий вздох.

— Думаю, дон Лудовико, что завоевывать женщину во время ужина, хотя на деле это лишь видимость, гораздо предпочтительнее, чем делать это в коридоре на диване. Или я ошибаюсь?

— Вы совершенно правы…

— Мое второе предложение состоит в том, чтобы увеличить число девушек. Пятнадцать постоянных и еще пятнадцать, которые приходят, когда захотят, когда им понадобятся деньги или когда они почувствуют в этом потребность. Чем шире выбор, тем больше у клиентов будет создаваться иллюзия, что они имеют дело не с профессионалками, а просто могут переспать здесь… с девушками, к которым они не осмелились бы и приблизиться на улице.

Массаж снимает напряжение со спины и с шеи: меня никогда не касались более опытные руки.

— Почему вы думаете, что меня может заинтересовать подобное заведение?

Ее волосы слегка касаются моего уха.

— Любой иностранец приезжает в Венецию только для того, чтобы заняться делами… или чтобы спрятаться. Торговцу я предлагаю выгодную сделку. Беженцу — деятельность, которая гарантирует скрытность и абсолютное отсутствие внимания со стороны властей.