— Прекрасно, Вышеслав! — восхитилась Ефросинья. — Я знаю, у тебя получится: мысль твоя крылата, и зришь ты глубоко. Дерзай же! Мечом земли покоряют, а словом сердца!

На другой день Ефросинья уехала.

Для Вышеслава начались дни, заполненные долгими размышлениями, томительными исканиями слов « форм, чтобы полнее и доходчивее передать смысл будущего творения. Было ясно, что это будет не летопись войн с половцами и не пространное описание Игорева похода. Вышеслав задумал своё творение как обращение ко всем русским князьям, своим современникам. Вот только какими словами начать это обращение? И как увязать центральную мысль произведения, заключённую в сетовании автора на княжеские неурядицы нынешнего времени, с неудачным походом Игоря к Лукоморью?

С приездом в Путивль Владимира и его жены Вышеслав перебрался в терем боярыни Епифании. Он хотел было выстроить себе дом близ княжеского терема в детинце, но Епифания отговорила его. Уже не было никаких сомнений в том, что супруг Епифании сложил голову в сече с половцами, об этом поведали вернувшиеся из плена ратники-путивляне.

— Что я буду делать одна в таких хоромах, со служанками в прятки играть? — сказала Епифания зятю. — Переселяйтесь с Василисой ко мне, места всем хватит. И мне веселее будет, и вам хлопот меньше — дом не надо строить.

Озабоченность Вышеслава передалась и его жене.

Поздними вечерами Василиса, не дождавшись супруга в ложнице, спускалась с верхнего яруса теремных покоев на нижний этаж. Там в большой горнице за широким столом при свете масляного светильника сидел Вышеслав, склонившись над листами грубой бумаги с писалом в руке. Рядом стояла глиняная плошка с чёрной тушью.

Василиса неслышными шагами приближалась, держа горящую свечу так, чтобы случайно не загасить её, и садилась рядом с мужем на скамью.

Она понимала, что он занят не простым делом, но выполняет просьбу княгини Ефросиньи.

Иногда Вышеслав брал исписанный лист и вдохновенным голосом читал жене те строки произведения, которыми был доволен. После прочтения он неизменно целовал Василису в уста и шутливо похвалялся: «Ну чем я хуже Бояна?» Или: «А вот Боян такого бы не домыслил!»

Василиса как-то поинтересовалась у мужа, кто такой этот Боян и чем он знаменит.

— Был такой песнетворец в Чернигове ещё во времена прадедов наших, — пояснил Вышеслав. — Прославлял князей черниговских, предков нашего Игоря. Поначалу, говорят, был Боян дружинником, но в одном сражении лишился глаз. Тогда он оставил меч и взялся за гусли. Вот так.

Чаще, однако, Вышеслав бывал недоволен написанным и рвал на клочки листы с перечёркнутым текстом. Этими клочками потом служанка Оксинья растапливала печь.

Видела и Епифания, что с её зятем что-то творится. То отвечает на её вопросы невпопад, то сидит молча, уставясь в одну точку, и беззвучно губами шевелит. А то вдруг во время обеда выскочит как ошпаренный из-за стола и побежит записать какую-то мысль, внезапно его посетившую.

Василиса объясняла матери:

— Вышеслав поэму сочиняет о походе князя Игоря.

— Разве поэмы так сочиняют? — удивлялась Епифания. — Сел бы как-нибудь вечерком — ну иди днём, если ему вечера мало! — да и написал бы всё от начала до конца. Зачем суетиться? Вот уже больше месяца муж твой живёт как полоумный!

— Вышеслав хочет самого Бояна в сочинительстве превзойти, — горделиво сказала Василиса.

И она поведала матери всё, что узнала о песнетворце Бояне.

— Вышеслав — воин, где ему сочинительством заниматься, — проворчала Епифания. — Не в свои сани садится, видит бог.

Тем не менее в лицо зятю Епифания такого не говорила, поскольку глубоко его уважала и была готова терпеть любые чудачества. Тем более что Вышеслав не сам за поэму взялся, но выполняя волю Игоревой супруги.

Как-то глубокой ночью в канун праздника Введения Пресвятой Богородицы Вышеслав разбудил жену, спавшую крепким сном, и прочитал ей заключительную часть своего творения. Василиса спросонья соображала с трудом, поэтому не смогла должным образом оценить высокий слог поэмы. Глядя в сияющие глаза Вышеслава, она лишь пробормотала, что очень рада окончанию столь многотрудного дела и, упав головой на подушку, опять провалилась в сон.

Вышеслав же не мог спать. Расхаживая по теремным покоям, он всюду зажигал свечи и то начинал приплясывать, то негромко напевал. Под мышкой у него был свёрнутый в трубку пергамент с его поэмой. Время от времени Вышеслав прикладывал пергамент к щеке либо подбрасывал бережно, как ребёнка. Ему хотелось разбудить весь дом, весь город, поделиться своей радостью со всеми!

Отчасти это ему удалось. В тёмном проёме дверей появилась, как призрак, Епифания в белых, ниспадающих до пят одеждах, с неприбранными волосами. В её глазах было изумление и лёгкий испуг.

— Вышеслав, милый, что с тобой? — участливо спросила боярыня.

Вышеслав перестал приплясывать и радостно воззрился на тёщу.

— Вот! — Он, торжествуя, вытянул вперёд руку, держа на ладони свёрнутый пергамент.

При этом лицо Вышеслава было озарено таким восторгом, словно у него на ладони лежал золотой слиток.

— Дописал наконец? — догадалась Епифания. — Ну-ка почитай мне своё творение.

Она прошествовала мимо Вышеслава и села на стул поближе к печи.

Вышеслав не заставил себя уговаривать. Он сел на против и развернул пергамент.

Епифании вдруг стало смешно при виде зятя: босого, в исподних портах и рубахе, да и она вышла к нему в ночной сорочице и накинутом на плечи покрывале.

«Небось кто глянет на нас со стороны, подумает — спятили!» — усмехнулась про себя Епифания.

Вышеслав, соблюдая звуковой ряд, размеренным голосом начал читать. Епифании стало не до смеха, так захватило её с первых же строк проникновенное звучание поэмы.

Шуршит пергамент в руках чтеца, а перед мысленным взором боярыни возникали живые образы дружинников, уходивших с Игорем в далёкий степной поход. И среди них — её муж, боярин Громобой.

Не поворотил коней Игорь, несмотря на плохое предзнаменование, к Дону войско ведёт, по пути грабит вежи половецкие. С ним сын его Владимир, племянник Святослав Ольгович и брат Всеволод. Радуются князья победам и не ведают, что на них надвигаются орды половецкие...

Вот ветры, внуки Стрибога,

веют от моря стрелами на храбрые полки Игоревы.

Земля гудит, реки мутно текут,

пыль поля покрывает.

Стяги говорят:

половцы идут от Дона и от моря

и со всех сторон русские полки обступили.

Сурово бросал фразы Вышеслав, дойдя до описания битвы на Каяле-реке. Мало было русичей Против какого множества врагов, но не отступили они, крепко стояли в сече: и князья, и бояре, и чёрный люд.

Затаив дыхание внимала Епифания Вышеславу, ведь в той кровавой битве и муж её погиб.