– Это еще кто у кого.

Нахальный вейн устроился в той же спальне, где ночевали мальчишки. На кровати валялась сумка и арбалет. На столе лежал фонарик, прикрытый курткой, – его отблески и заметил Грин. В комнате вкусно пахло, Юрка сглотнул. Дан сбросил куртку, и высветился дивный натюрморт: тонкие ломтики сала, хлеб, огурцы, холодное мясо, банка шпрот (этикетка надписана на всеобщем). Фляга в кожаной оплетке. Грин открутил крышку, взболтнул содержимое и хмыкнул.

– Откуда ты взялся? – спросил он, наполняя кружку золотисто-коричневой жидкостью.

– Не поверишь, – Дан ревниво следил, чтобы Алекс не пролил ни капли. – Пришел от дальнего узла.

– Надо же. Помнится, ты советовал мне сюда не соваться.

Дан перехватил кружку.

– Рад, что ты не слушаешь умных людей. Вцеслав жив?

– Да.

– Ну, спасибо, пресветлая Иша! – Дан отпил половину и шумно занюхал корочкой.

Юрка соорудил бутерброд – сало на черном хлебе. Вонзил зубы, еле сдерживаясь, чтобы не заурчать от удовольствия.

– Так зачем ты пожаловал? – спросил Грин, пробивая ножом консервную банку. – Я так понимаю, причина была достаточно весомой.

Дан охотно откликнулся:

– Еще бы! Весомей некуда. Очень, ну просто до зарезу, – он чиркнул себя ребром ладони по горлу, – надо вот с этим пацаном перевидеться.

Изумленный Юрка отложил бутерброд.

– Со мной? Еще скажи, спасать явился. Анекдот века.

– Да, извини, не похоже, – поддержал Грин.

Дан повернул фонарик. Луч уперся Юрке в лицо, ослепил на мгновение и опустился ниже.

– Видишь ли, мне жизненно необходима та штучка, которую ты таскаешь на шее.

Юрка моргнул.

– Не понял.

Цепочка запуталась в шнуровке воротника. Дернул посильнее, и жетон блеснул на свету.

– Эта?!

– Нет! – Дан рванулся к нему. – Каменный полумесяц! Я же велел не снимать!

Юрка отпрыгнул, оставляя между собой и взбешенным вейном стол.

– А какого черта я должен был тебя слушаться?

– Ну-ка, потише, оба! – прикрикнул Грин.

– Дерьмо! Да ты знаешь, что я ему отдал!

Задергался обожженный уголок глаза – Юрка понял. Никакой это был не подарок, и обещание вернуться, помочь – ложь. Выдохнул:

– Ну ты и козел. Мало тебе жузгов, да?

Грин силой усадил Дана на койку. Вейн вырывался и шипел, точно дикий кот. Со стуком упал фонарик, взметнулись тени.

Значит, погоня… Стрельба в тайге… Евсей убит… Все из-за этого урода!

Хотелось закричать и врезать Дану по роже, но Юрка лишь сжимал и разжимал кулаки, втиснутые в карманы. Потом наклонился, нашарил на полу фонарик и положил на стол. Луч скользнул по окну, сделав темноту за ним еще непроглядней.

– Ладно, – буркнул Дан. – Алекс, все, пусти! Не трону я его. Пока.

Грин выпрямился и посмотрел на приятеля сверху вниз.

– Что ты дал мальчишке?

– У меня не было другого выхода! Йоры на хвосте, еще эти… ареры. Я бы спрятал, но без человека он сдохнет. День, два, и готово. Меня специально предупреждали.

– Кто – он, Дан?

Взъерошенный вейн глянул исподлобья.

– Кто-кто… Дар Двуликого.

Присвистнул Грин. Юрка спросил у него растерянно:

– Вы же говорили, это статуя? Огромная.

– Ну, во всяком случае, я так думал.

– Все так думали, – подал голос Дан.

Грин вдруг коротко размахнулся и ударил его в лицо. Дан отлетел на спину, взвизгнули под матрасом пружины.

– Шэт! Ты чего?!

– Сиди! Повесил на пацана такую штуку и удрал! Даже не предупредил!

Грин с грохотом толкнул стол, прошелся по комнате. Следом метнулась тень, преломилась на потолке и упала на пол. Дан следил за ним настороженно.

– Значит, так, – Грин остановился и пристукнул ребром ладони по косяку. – Больше я тебя покрывать не намерен. Хватит! Посмотрим, как ты будешь оправдываться перед отцом Михаилом.

Дан сплюнул и угрюмо уставился себе под ноги.

– Теперь ко второму вопросу: где амулет, Юра?

Он нарочито медленно выудил из консервной банки шпротину. Золотистое масло капнуло с хвоста. Юрка засунул рыбешку целиком в рот и прожевал, глядя, как вспухают желваки на скулах Дана.

– Амулет? – усмехнулся ему в лицо. – Да, где же он? А-а-а, вспомнил! У Егора.

Шелест ткани. Звяканье – металлом о край стакана. Скрипнули доски, кто-то тяжелый перемялся с ноги на ногу. Оун? Вряд ли, не чувствуется смолистый аромат багульника. Дыхание – одно легкое, женское, другое мужское. Йорина напряженно вслушивалась, но призрачные голоса молчали. И пахло совсем иначе, не мертвым камнем, а накрахмаленным бельем, травяным настоем и резким, несмытым дорожным потом.

Открыла глаза.

– Вот и хорошо.

Над ней склонилась черноволосая женщина. Пересохших губ коснулась ложечка, Йорина жадно глотнула и закашлялась от напряжения в горле.

– Не спешите.

Уверенная ладонь придержала затылок.

У Йорины не хватало сил повернуть голову, и она видела лишь женщину и потолок, набранный из деревянных реек. На потолке лежало солнечное пятно. У женщины – темные глаза под круто изогнутыми бровями, к вискам разбегаются тонкие морщинки. Лоб чистый, красивый.

– Госпожа Ласовская, ну, как она?

За плечом у женщины показался парень. Коротко остриженные волосы наползают на лицо грубой лепки. Перебитый нос, тяжелый подбородок. А глаза хорошие, светлые, но смотрят тревожно.

Ни женщину, ни этого парня Йорина не знала.

– Где я?

– Постоялый двор «Перекресток», – ответила женщина.

Йорина нахмурилась. Она помнила, как ползла по спекшемуся камню, и позади неслышно двигался Оун, а впереди шуршали Дан со своей девицей. Как услышала мертвые голоса, от отчаяния которых самой хотелось кричать. Как бежала, зная, что не может им помочь, но должна…

– Оун?

– Мужчина, который был с вами? – уточнил парень.

«Да», – ответила движением ресниц.

– Ну… понимаете…

– Погиб, – прошептала Йорина. Погиб в тех боях, в которых раньше – выжил.

– Я не мог ему помочь, – виновато сказал парень. – Когда пришел, он уже умер. Вы в беспамятстве. Ну, я подхватил и ломанулся в ближайший выход. Повезло, тут оказался врач.

«Потеряла», – подумала Йорина. Закрыла глаза. Из-под сомкнутых век покатились слезы.