— Вот-вот, о плане… — подхватил нарком. — Я приказал оперативные планы флотов составить из расчета, что вероятным противником будет Германия в союзе с Италией, Румынией и Болгарией. Позже к ним мы добавили Венгрию и Финляндию. В марте сорок первого, — воодушевленно продолжал Николай Герасимович, — вы получили еще одну директиву Главморштаба, которая предписывала приглашать на флотские учения армейских руководителей, а командованию штабов и соединений флотов и флотилий — участвовать в оперативных играх, проводимых в приморских округах.

— Поздновато Главморштаб издал эту директиву, — возразил Головко. — На флотах не успели ее отработать, так что во время войны пришлось срочно находить методы и формы взаимодействия флота с сухопутными частями.

— Нет, не могу принять твоего упрека, Арсений Григорьевич! — жестко произнес нарком. — Ты, надеюсь, не забыл, как в декабре сорокового года в Москве проходили сборы командующих флотами и флотилиями? На сборах шла речь о характере современной войны и операций на море. Подчеркивалось, что побеждает тот, кто не боится нарушить старую доктрину, отойти от классических примеров, от шаблона. Даже и теперь не все командиры отреклись от шаблона. Что, станешь спорить?

— Факт, не все, — согласился Головко. — Возьмем тех же подводников. Один командир, скажем, Лунин может нанести удар и по линкору, как это было с «Тирпицем», а другой не в силах атаковать даже самоходную баржу. Сам же я на декабрьских сборах почерпнул немало полезного, — продолжал Арсений Григорьевич. — Что же касается вашей заключительной оценки состояния дел в Военно-морском флоте, то она меня поразила.

— Чем же? — усмехнулся Николай Герасимович.

— Вы жестко и открыто говорили о недостатках на флотах и флотилиях, до вас никто так не говорил. Оперативно-тактическая подготовка командного состава плохая, число аварий и катастроф на кораблях и в авиации весьма большое, учения проводятся в упрощенных условиях… Я сидел рядом с Октябрьским и видел, как он качал головой. Спрашиваю: «Что тебя удивило, Филипп Сергеевич?» А он шепчет, мол, куда это годится, нарком избивает себя.

— Так ведь все, о чем я говорил, было на флотах! — возвысил голос Николай Герасимович. — И я не мог молчать. У тебя, Арсений Григорьевич, разве не было в то время ЧП на флоте? И подводные лодки терпели аварии, и корабли садились на мель. Потому-то в своем приказе я потребовал от военных советов флотов и флотилий разработать организацию и порядок проведения боевой подготовки, а с повышением оперативной готовности — перестраивать подготовку сил с учетом сложившейся обстановки.

— Не стану кривить душой, но этот пункт вашего приказа, Николай Герасимович, Военный совет флота оценил весьма высоко, а в преддверии войны он сыграл важную роль в переводе сил флота на оперативную готовность номер один.

— Нелегко мне пришлось на этих декабрьских сборах, — грустно продолжал нарком. — Кое-кто с трибуны бросал упреки в «буржуазном перерождении отдельных командиров», о том, что личный состав кораблей и частей засорен «чуждыми элементами»…

Головко засмеялся.

— Чего ты, Арсений? — удивился Кузнецов. — Я ведь все помню, как было, и ничего не придумываю.

— А я что, не помню? — Улыбка на лице Головко погасла. — Не кое-кто, а конкретные лица говорили. Хотите, назову их? Пожалуйста. Члены Военных советов Балтийского и Черноморского флотов дивизионные комиссары Яковенко и Кулаков, а Октябрьский обвинил адмирала Исакова и других выступивших в «неправильной линии преклонения перед немецким оружием».

— Давай, Арсений Григорьевич, вернемся к сегодняшним дням, — заметил нарком. — У вас тоже есть нерешенные вопросы. Или ты скажешь, что таковых нет?

— Смотря какие. — В глазах комфлота блеснули искорки.

— На Северном флоте хорошо поставлена охрана своих коммуникаций, конвоев, командиры научились вести поиск и атаку субмарин. А вот если посмотреть на взаимодействие разнородных сил флота, то вами отработаны лишь простейшие элементы.

— Этот вопрос мы сейчас решаем, — промолвил комфлот. — Раньше на флоте было мало кораблей, авиации, как тут наладишь взаимодействие? Союзные конвои надо охранять? Надо! Поиск и атаку подводных лодок надо производить? Надо! Охранять наши ледоколы и суда в Арктике тоже надо. Но где на все это взять корабли? Вот и соображаешь, куда и какой послать эсминец. Однако же не хнычем, слез не льем. И дела боевые у нас вроде не хуже, чем у других. Кое-чем можем похвастаться.

— Чем же? — с иронией спросил нарком.

— Многим! — загорячился Головко. — Взять подводников, главную силу флота. Если раньше они действовали в прибрежных районах, то теперь совершают походы к берегам Норвегии, охраняют союзные конвои. Есть у нас две позиции подводных лодок в районе мыса Желания, севернее Новой Земли. Для чего они там? Если крейсера и эсминцы врага попытаются выйти в Карское море, лодки преградят им путь.

«Хорошо придумано, ничего не скажешь», — подумал Кузнецов.

— Как считаешь, Арсений Григорьевич, сейчас воевать стало легче? — спросил он.

— Ничуть не легче! — резко возразил комфлот. — Наоборот, сейчас воевать стало намного труднее. Противник усилил охрану своих конвоев. На каждый транспорт немцы посылают три-четыре, а нередко и пять кораблей эскорта. И все же подводники бьют врага!

— А я хочу, чтобы они били крепче! — улыбнулся нарком.

— Плохо то, Николай Герасимович, что Главморштаб не всегда оперативно информирует нас о боевых действиях на других флотах, — затронул Головко еще один вопрос. — Мы бы хотели сравнивать, как сражаются там и как сражаемся мы.

— А не в Степанове ли тут дело? — Кузнецов хитро прищурил глаза. — Он дал тебе команду направить в Варангер-фьорд лодки, а ты был против, а он не знал, что в том районе враг создал сильную противолодочную оборону, там флот потерял несколько лодок. Мы с тобой взвесили все «за» и «против» и пришли к выводу: без надобности посылать лодки в тот район не надо. Без надобности, понимаешь? А ты, видно, решил, что лодки вообще туда не нужно направлять.

— Спорить с ВРИО начальника Главморштаба я не стал, а лодки в Варангер-фьорд направил, — сказал комфлот. — Сейчас там на боевых позициях три экипажа. Надо бы иметь больше, но где их взять?

— Мы лодки тебе дали, Арсений Григорьевич, — возразил нарком. — И не одну! На Север прямо с завода по железной дороге было отправлено восемь «малюток». Шесть лодок типа «С» пришли в Кольский залив с Дальнего Востока, получил флот лодки и с Балтики. Правда, делалось это не сразу, тут ты прав, было потеряно время.

— Да, но кто виноват в том, что к началу войны на Северном флоте подводных лодок оказалось меньше всех? — горячился комфлот. — И тральщиков у нас было в пять раз меньше, чем на Балтике. А тралы, Николай Герасимович? Их тоже были единицы! Невольно возникает вопрос: кто в этом виноват?

— Разумеется я, нарком, — произнес Кузнецов. — Но теперь у тебя, Арсений Григорьевич, есть и тральщики, и тралы, и надо ли так ерничать? — Он встал и прошелся по кабинету. По его раскрасневшемуся лицу было видно, что он разволновался. — И того не было, и другого, а люди творили чудеса. Сам же докладывал!