В старых московских домах подъезды были уютными, с широкими подоконниками, сидя на которых под душевные разговоры приятели разливали даже такие экзотические для советского человека напитки, как ликер «Бенедиктин».

В таких случаях дорога была одна — в винный магазин, как никогда близкий и доступный в эти годы: «Куда идем мы с Пятачком? — Конечно, в гастроном. — За чем идем мы с Пятачком? — Конечно, за вином». Сухого вина — в том числе импортного, болгарского или венгерского, — действительно стало больше. Но сокращения продажи низкосортных вин так и не произошло. Росший с конца 60-х годов дефицит бюджета не позволил отказаться от притока «пьяных» денег в казну, что спустя много лет (в 1990 году) признал тогдашний министр финансов В. С. Павлов. Продажа вина и водки давала до трети всей выручки от торговли. Именно в те годы на прилавках появились выдающиеся образцы алкогольной продукции вроде «Лучистого» — в народе его называли «Радиационным» и шутили: «Мирный атом — в каждый дом».

Страшноватый «Солнцедар» (он же «чернила», «огнетушитель», «клопомор», «краска для заборов») делали из малопригодного для питья алжирского вина, разбавляя его спиртом до 19°; народ пил и утешал себя: «Скажи-ка, дядя, ведь недаром отцы травились "Солнцедаром"». Прикидывавшийся портвейном «Солнцедар» породил волну фольклора:

В застойные времена страна ежегодно выпускала не меньше 200 миллионов декалитров «ординарного» портвейна: «№ 33», «№ 42» и других «номеров», включая уважавшиеся пьющими уже упоминавшиеся «три семерки» (он же «генеральский») и не менее известный в широких кругах «Агдам»: «Мои брательник и сеструха — портвейн "Агдам" и бормотуха». В будущей алкогольной энциклопедии советского быта времен развитого социализма им по праву суждено занять достойное место, рядом с в высшей степени подозрительным «портвейном» с гордым именем «Кавказ», не имевшим отношения ни к портвейнам, ни к Кавказу, и неказистыми бутылками со всевозможным «Мiцне» (по-украински — «крепкое») — неустановленного вида, но обладавшим гарантированной убойной силой. Ниже стояли только лосьон «Утренняя свежесть», «Тройной» одеколон, «Кармен» и все виды цветочных одеколонов от скромного «Ландыша серебристого» до знойной «Магнолии»; денатурат, клей БФ («Борис Федорович»), жидкость от потения ног и прочие препараты бытовой химии, не предназначенные изначально для внутреннего употребления.

Выпуском вин занялись предприятия многих ведомств, в том числе… Министерств черной металлургии, лесной и угольной промышленности. Проведенная в 1979 году проверка около трех тысяч винзаводов завершилась решением закрыть сотни предприятий по причине опасности продукции для потребителя. Но системе отечественной торговли для выполнения плана было невыгодно продавать натуральные вина, в два раза уступавшие по цене забористым крепленым «портвейнам»; руководители Министерства финансов тогда разъяснили коллегам из Министерства пищевой промышленности, что увеличение продажи сухого вина означает потерю для товарооборота 120 миллионов рублей{117}.

Поэтому на все остальные виды вина, включая шампанское, сухое, марочное, ликерное, приходилось только 150 миллионов декалитров. Запланированного в 1972 году изменения вкусов потребителей не произошло: рост продажи вина и пива не уменьшил доли более крепких напитков, в том числе и самогона. В итоге, по официальным данным, душевое потребление алкоголя (в пересчете на спирт) достигло в 1980 году 8,7, а в 1984-м — уже 10,5 литра на человека в год — правда, без учета самогона{118}. По другим оценкам, потребление алкоголя в России с учетом самогона (как учитывали?) составляло до 14,2 литра на душу, из которых более четверти приходилось на самогон. Последняя цифра вывела Советский Союз по производству спиртного на 6-е место в мире, а по потреблению — на 1-е; таким образом, мы обогнали — хотя бы по этому показателю — США{119}.

На рубеже 70—80-х годов уже ни о какой борьбе с пьянством со стороны официальных структур говорить не приходится. Многолетний председатель Госплана СССР Н. К. Байбаков поведал в мемуарах, что еще в 70-е годы руководство страны располагало данными о размерах экономического ущерба от последствий пьянства в виде прогулов, брака, производственного травматизма и т. д.; но в те времена все эти «сигналы» клались под сукно{120}. Зато директора Московского ликероводочного завода могли вызвать «на ковер» в сельхозотдел ЦК КПСС для выяснения, почему вышла в продажу «Петровская» водка с «царским» Андреевским флагом{121}.

Стремление к «полному удовлетворению потребностей населения» в продовольствии и прочих товарах на практике обернулось массовым производством недоброй памяти крепленого «красного» вина и новых сортов водок — «Старорусской», «Пшеничной», «Сибирской». В 1979 году произошло историческое событие — с водочных пробок исчез язычок, за который тянули при раскупоривании бутылки, что было воспринято как очередное издевательство власти над народом (на деле же просто появился новый закаточный автомат). Вскоре «бескозырку» вытеснила современная винтовая пробка.

В столицах и крупных городах питейный ассортимент был довольно разнообразен; но в провинции его образцы уже включались в так называемые «продовольственные заказы», выдававшиеся на предприятиях и учреждениях под праздники. Например, в теперь уже далеком 1976 году в набор, получаемый сотрудниками оборонной отрасли одного из «закрытых» городов, входили продукты: «Говядина 4,1 кг, свинина 3,0 кг, язык говяжий 2,1 кг, куры 3,4 кг, консервы (лосось, шпроты, сардины всего 3 банки), кофе растворимый 1 банка, горбуша соленая 0,85 кг, колбаса варено-копченая 0,5 кг, сельдь баночная (банка), икра красная (банка 140 г), огурцы маринованные (2 банки), масло кукурузное (2 бут.), масло оливковое (2 бут.), водка "Посольская", коньяк армянский (3 зв.), рислинг (1 бут.). К оплате 70 руб. 94 коп.»{122}.

Винно-водочный поток увеличивался, но к началу 80-х годов и этот источник бюджетных поступлений оказался мал для покрытия бюджетного дефицита. Несмотря на стремление к стабильности цен, характерное для брежневского режима, пришлось в 1981 году вновь поднять цену на водку — до 5 рублей 50 копеек, — что, впрочем, не вызвало социального протеста и воспринималось с известным юмором:

Следующее двустишие о том, что если будет больше, то «получите как в Польше» (там шли волнения во главе с профсоюзом «Солидарность» и Лехом Валенсой), как будто власть не пугало. В свою очередь, граждане тоже не слишком обращали внимание на плакаты, угрожавшие выпивохам экономическими санкциями: